Вот так опоздал!

Кираева Болеслава Варфоломеевна

– У-у, пуканьеры несчастные!
– и грожу кулаком аудитории... то есть стенке заднего ряда, за которой всё и находится.

Шёпот не даёт развернуться театральности. Но Ливка всё равно прыскает в сложенные ладошки, потом застенчиво кажет из них личико - всё ещё пунцовое, но уже улыбающееся.

Знает, небось, что буканьеры - это пираты такие, оценила каламбур.

– Вот халат, надевай и застёгивай сверху донизу. Только...
– в растерянности смотрю на свою майку, нагнув голову. Неудобно ведь, только-только одев... то есть, прикрыв девичью наготу, давать задний ход.

Она поняла сама. Догадливая.

– Возьми рубашку, - начала расстёгивать, - а мне дай майку. Только вот...
– она в смятении тёрла краешки снизу, будто выжать хотела.

Я всё понял, недаром же пол блестел и по диагонали она ползла.

– Ничего страшного, - говорю и рукой так похлопываю по плечу её.
– Перенапряглась ты, не совладала с собой. И "ягуаром" тебя накачали до краёв.

– Да чего там, - машет рукой, одной ладонью, но так элегантно. И кривится, будто слёзы на выходе.
– Сама ведь.

Не теряя времени, отворачиваюсь (на коленях стоя это посложнее, чем просто стоя, и шуметь нельзя) и стаскиваю майку, протягиваю за спину. Ага, берёт из рук. Возня, шуршание, потом заботливые руки набрасывают мне на плечи рубашку.

– Там, внизу, совсем немножечко, - слышу извиняющийся голос.
– Застёгивай осторожненько.

Осторожно оборачиваюсь. Моя майка Ливке очень даже впору, даже грудка чуток обозначилась. Лёжа совсем безгрудой казалась, а вот поди ж ты.

Но за майкой, если смотреть сверху вниз, идут трусики, а вот они-то не в порядке. Желтизна посвежела, и, если честно, попахивает.

Тычу рукой себе в живот.

– Обтягивающие шортики, - поясняю, - давай дам. Джинсов достаточно. А то промочишь мой халат.

Краснеет (ещё больше), но кивает. Разворачиваемся друг от друга и выполняем задуманное.

Вы когда-нибудь видели девушку в белой майке мужского покроя и мужских же трусиках шортиками? Нам тогда было не до юмора, это уж потом мы посмеялись, когда снова встретились. После такого приключения незнакомыми остаться трудно. Вернее, не стать друзьями.

Она застёгивает халат, я заправляю рубашку в джинсы и смотрю на её ноги, она же с коленопяток села просто на попу, ногами вперёд и немного вскрест. А они босые, ступни-то. И на обувь играли, выходит.

Мои бутсы ей не подойдут. И тут я вспомнил, что у меня в кармане есть скрученные в комочек китайские бахилы. Чёрт побери!

Как же мы страдали от этого чёртова правила о бахилах! Паркет в дисплейном классе натирали бог знает когда (избежал третьего "чёрта", молодец), а вот без бахил туда не входи. А их по закону подлости часто под рукой... ногой и не оказывается. И тогда звучало ехидное:

– Беги в аптеку!

Все аж стонали. Рвутся быстро, расход невелик, но част, то есть на круг - ощутим. По синим лоскутам видно, что здесь не только паркет не натирают, но и просто щёткой утром не проводят. Ещё пара годков - и словно в осеннем лесу с опавшими листьями, пола под этой синевой не увидишь. Интересно, разрешат ли тогда ходить прямо так, на подошвах? Коллективные бахилы выйдут.

И вот теперь в первый раз я обрадовался, что приучили меня носить бахилы... в смысле, в кармане, в свёрнутом виде, на всякий случай. Не будешь же выкладывать на те дни, что занятий "на паркете" нет, потом положить обратно забудешь.

Нашарил я в кармане аж две пары, два маленьких пластиковых пакетика. Смотрю на Ливкины ступни, на ногти. Невелики, вроде, но пропороть хлипкий пластик при резком движении вполне способны. Шевелятся чуть-чуть пальчики, чуют на себе мой взгляд.

Вкладываю одну бахилу в другую и так натягиваю. Надёжнее выйдет. И на другую ногу.

– Готова ты, - говорю.
– Не вставай, не вставай, голова покажется. Сейчас будет перемена, иди в туалет и жди меня там... то есть, тьфу, иди в свой женский, и вот тебе мобила, - сую в руку.
– Звони, чтоб одёжу принесли. Поняла?

То ли поцелуй в щёчку и задумывался, то ли губы она к уху подносила, да промазала.

– А сверху открыто?
– прошелестела жарко.

– Нет, - мрачнею я.
– Вахтёр, гад, запер за мной.
– Хотел было попенять: "А всё из-за вас, из-за пропадавшего ключа", но сдержался.
– Ничего, придумаем что-нибудь.

Помолчали. Между нами крепло взаимопонимание.

– Может, подождать до конца пары?

– Если иначе нельзя... Терплю я, жуть как. Не бойся, не замочу твоё. Но худо мне.

– Понимаешь, "трап" просматривается. Нас чудом не заметили, головы, в смысле.

– А что, если...

Ока оказалась девчонкой с головой. Мы посидели, голова к голове, и согласовали план действий. Он оказался таким смелым, что я, не будучи уверен, что не вскрикну в самый ответственный момент, взял да и вставил себе её кляп. Обтёр, конечно, но больно не старался. Какая уж тут брезгливость.

Среди ломаной мебели оказался вполне крепкий детский стульчик. Мы приставили его к задней стенке верхней площадки, которую мне предстояло преодолеть. Немножко поодаль, чтоб на спинку можно было положить голени, а руками упереться в сиденье, зависнув лицом вниз. Я бы предпочёл поднять ноги повыше, спереди уязвимы голени очень, но Ливка сказала, что меня так увидят.

Теперь её черёд следить за лекторским голосом и предугадывать десять секунд отворота к доске. Раньше меня всегда раздражал стук мела о доску, теперь же я молюсь о том, чтоб погромче стучал мел, даже пусть оглушает лектора, ибо совсем тихо у нас не получится.

Я потом уточнил у физрука и теперь скажу, что придуман нами и исполнен мною был "фосбюри-флоп" без разбега, с толчком руками. Кстати, физруку тоже спасибо нашему, не натренируй он нас, ничего бы не получилось.

Когда-то в младших классах меня на физре угораздило зависнуть на брусьях вниз головой, брус на живот давил в опасной близости от нижних рёбер. Помню, как больно было, с тех пор в похожих ситуациях стараюсь вдохнуть поглубже. Так и на этот раз.

– Пошёл!
– тихо командует Ливка.