Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы
Шрифт:
— Разве знаешь другой способ?
— Ты ослабил себя. И теперь все узнают об этом.
В голосе друга Антаргин услышал осуждение, понимая, что Сальмир прав.
Когда настаивающие на частичном возвращении узнают об этом, а они обязательно узнают рано или поздно, то попытаются воспользоваться Таргеном, как методом давления на него самого, или и того хуже, как способом устранения. Ни то, ни другое допустить было нельзя.
— Все знают?
— Не думаю. Тримс и Ураинт возможно догадываются. Они видели призыв, но я не знаю, насколько глубоки их познания в этой
— Подай перевязь, — попросил Антаргин, раздосадовано покачав головой. — Литаурэль откуда?
— Сам ее знаешь, первым делам отправилась на проверку.
— Тоже мне, стражи, сестру удержать не можете, — высказал Сальмиру мужчина, поправляя ножны на боку, чтобы не мешали при ходьбе. — Пошли.
— Не слишком рано встал?
— Все проще, когда он рядом, — отозвался Антаргин, догадываясь, что подобное признание Сальмиру не понравиться.
Совсем не понравиться, и для этого даже нет необходимости наблюдать за его реакцией. Собиратели уже давно гадали, отчего Перворожденный в последнее время так долго оправляется после открытия тропы перехода, и теперь у одного из них есть ответ на этот вопрос.
Немного нетвердой походкой, проигнорировав хмурый взгляд собирателя тел, направленный на него, Антаргин пошел к двери, а встревоженный калерат двинулся следом, готовый в любой момент подхватить своего господина, хотя на самом деле, на правах друга, мечтал отчитать того за безрассудство.
Надо же было додуматься, связать себя со смертным, разделив силы духа. Если не станет одного из них, другой будет опустошен разъяренным рьястором, и Сальмир даже думать не хотел о том, что это будет означать для всех истинных тресаиров, не говоря уже о спящих духах.
Таирия присела на маленький стульчик рядом с тетушкой, кивнув няньке, что дождется ее возвращения.
Сегодня был один из тех редких дней, когда Гарье удалось вывести женщину на свежий воздух и усадить на скамейку в теплице. Пусть это не прибавило осмысленности в пустом взгляде Лурасы, но все же создавало хоть какое-то подобие жизни — иллюзию для других, например для Ири, которая пришла провести несколько коротких минут рядом с женщиной, заменившей ей мать.
Время уже приближалось к полудню, и солнечный диск расположился у самого края раздвижной крыши оранжереи, лаская своими живительными лучами зелень листвы и яркие головки распустившихся цветов. Их насыщенный аромат, смешавшись с солоноватым морским воздухом, будоражил кровь, рождая чувства восхищения и радости.
Наблюдая, как солнечные лучи играют на заплетенных в косу серебряных волосах тетушки, Таирия думала о том, что за все это время — добровольного отказа от всего — Лураса совсем не изменилась, только стала выглядеть еще более хрупкой, чем раньше.
В детстве Ири даже немного завидовала тонкой красоте тетушки. Мечтала о таких же светлых вьющихся волосах, а не темно-каштановом оттенке, доставшемся ей от отца. Хотела променять тягучую карамель своих глаз, на серо-зеленую, вечно грустную, глубину, свойственную глазам Лурасы, но то было в детстве. Сейчас Таирия была довольна своей внешностью. Она по праву считалась одной из самых красивых девушек во дворце, и даже не будь Ири дочерью вейнгара, это не изменило бы ее положения.
— Ты опять с ней? Сколько раз повторять? — резкое осуждение в голосе приближающегося по мощеной дорожке отца, заставило Таирию выпустить руку тетушки.
Подавив искру раздражения, девушка встала и заставила себя покорно склонить голову в приветствии.
— Отец, — ее голос был тише шепота, ибо Таирия готовилась выслушать недовольство вейнгара подобным поведением, что уже стало привычным для нее.
Всякий раз когда отец видел девушку рядом с Лурасой или в непосредственной близости от покоев тетушки, мужчина считал своим долгом напомнить дочери о повиновении, которое в данном случае заключалось только в одном — находиться как можно дальше от его сестры.
Но сегодня гневной отповеди почему-то не последовало, бросив короткое: "Следуй за мной", — правитель Тэлы просто прошел мимо.
— Но, как же Лураса одна останется? — не подумав, позволила себе возразить Таирия, о чем тут же пожалела.
Вейнгар замер, словно наткнулся на непреодолимую преграду, но к дочери не повернулся, и только голос его стал холоднее талой воды спускающейся с ледников.
— Немедленно за мной.
Понуро следуя за отцом по дворцовым коридорам, Таирия думала лишь об одном — чтобы серьезный разговор (а в том, что он будет серьезным, сомневаться не приходилось) закончился как можно скорее, и она смогла бы вернуться в теплицу или же вовсе, уговорив конюха, отправиться на верховую прогулку вдоль моря.
В последнее время девушку все чаще стали посещать бунтарские мысли, видимо, из-за разлада в отношениях с отцом. Таирии не хотелось находиться в том месте, где постепенно разбивались ее надежды и рушились выстроенные ею замки. Одно накладывалось на другое — взгляды, слова, слухи — и ее умиротворение оказалось поколеблено, а самое плохое заключалось в том, что Ири даже не догадывалась, как вернуть его.
Она больше никому не доверяла, кроме той, что отказывалась разговаривать и жить, и не представляла, с кем можно поделиться своими сомнениями и страхами. Потому как теперь всегда помнила, что у отца везде свои соглядатаи, и не успеешь промолвить слово, а вейнгар уже будет знать об этом.
Вот так, как сегодня. Таирия только-только успела присесть рядом с тетушкой, а он уже пришел, чтобы забрать ее.
— Почему ты молчал все это время? — позволил себе спросить Сальмир, когда замковые коридоры остались позади, и мужчины спускались по узкой винтовой лестнице в запретные подземелья, входить куда имели право лишь двое — Перворожденный и калерат.
Покой Рианы бдительно охранялся самой ее сутью, и никто не мог нарушить его без ее на то желания, а Нерожденная уже долгое время не впускала к себе никого, кроме них двоих.