Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы
Шрифт:
Только встав, он понял, что на полголовы выше любого из шисгарцев, и это мужчине понравилось. Непонятно только, как он упустил эту приятную деталь в горной крепости.
Когда Лутарг окончательно совладал с легким головокружением и уперся требовательным взглядом в карателей, то заметил, что мужчины отступили он него на несколько шагов, а на лице Сальмира отражается вполне искреннее беспокойство.
— Не стоит этого делать, — посоветовал молодому человеку шисгарец. — Ты только ослабишь еще больше себя и Перворожденного, отложив встречу с ним. Отдохни
— Где моя одежда, — не дослушав, выдавил из себя Лутарг.
Кто-то снял с него плащ, обувь и рубаху, оставив в одних штанах. Также пропал мешок, что дала путникам хозяйка постоя в Синастеле. Не то чтобы Лутарг сильно дорожил ими, но это все, что у него имелось, и что мужчина мог относительно назвать своим — своим и Сарина.
Внутри у молодого человека все клокотало, в душе зародилась неконтролируемая злость, и ему совсем не хотелось слушать очередные увертки.
— Утром тебе принесут новую, — ответил Тримс, делая еще один шаг назад и стоя уже практически у двери.
— Моя где?
Неосознанно руки мужчины сжались в кулаки. Он ощущал себя в шаге от того, чтобы силой получить желаемое. С приливом ярости боль и слабость отступили, а в теле появилась непонятно откуда взявшаяся легкость.
Сейчас Лутарг чувствовал себя способным в одиночку прорубить многометровую шахту, ничуть не устав при этом.
— Успокойся, — голос Сальмира заметно дрожал. — Тебе необходимо успокоиться.
— Я спросил!
Лутаргу показалось, что он рычит. На самом деле рычит, как дикий голодный зверь возле поверженной добычи, советуя не в меру ретивым собратьям держаться подальше. И это ему понравилось, так же, как и то, что с каждой минутой он чувствовал себя все сильнее.
— Тише, Тарген.
Сальмир, подняв руки, сделал шаг вперед. Его глаза стали подсвечиваться, и Лутарг увидел, что в самом центре зрачка, появилась голубая искорка. Это отвлекло молодого человека, удивило, и он переключился с собственной злости на неожиданное открытие.
— Вот, так. Сядь, Тарген, — посоветовал каратель, подходя еще ближе. — Успокойся.
Мужчина глубоко вздохнул, разжал кулаки и послушался. Ярость внутри него вдруг сменилась опустошением, высосавшим оставшиеся силы.
— Лутарг, — для чего-то поправил он, хоть имя и не имело значения. — Называй меня Лутарг.
— Хорошо, — тут же согласился Сальмир и, обернувшись к остальным, кивнул.
— Что это было?
Лутарг не понимал, что нашло на него. Он уже дано научился контролировать собственные эмоции и очень редко выходил из себя. Для этого нужна была причина повесомее, чем простой отказ.
Ответа молодой человек получить не успел, хотя Сальмир собирался что-то сказать, судя по виду. В этот момент дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянула Литаурэль.
Лита уже некоторое время стояла за дверью, пытаясь понять, что происходит за стеной. Едва братья выгнали ее из комнаты, девушка стала искать предлог, чтобы вернуться, так как любопытство ее удовлетворено не было, да и желание еще раз увидеть Освободителя свербело внутри, толкая на новые безрассудства. И единственным приемлемым предлогом, что пришел Литаурэль на ум, стала еда.
"Он ведь должен быть голоден после перехода", — рассудила девушка, со всей доступной скоростью несясь на кухню, при этом стараясь не привлекать внимания слуг.
Среди тресаиров было непринято демонстрировать ротулам наличие каких-либо эмоций. Не потому, что те считались недостойными — нет. Главным здесь было стремление выглядеть неприступными и избегать ненужных привязанностей, ведь жизнь смертных быстротечна, особенно в Саришэ, где сами Истинные оставались нетленны. Поэтому, только заслышав чьи-то шаги, Лита принимала высокомерно-надменный вид и, если сталкивалась с прислуживающими в крепости ротулами, проплывала мимо с высоко поднятой головой.
Конечно, исключения из правил имелись почти у каждого истинного тресаира — даже у Антаргина, но все они предпочитали скрывать этот факт от других сородичей.
Приказав Марике собрать поднос с едой и забрав его с собой, Лита вернулась к заветной комнате, но вынуждена была остановиться возле двери, ощутив вибрацию силы, присущую процессу вызова духа.
Сперва девушка испугалась, что братья по какой-то причине хотят навредить сыну Перворожденного, но когда дверь приоткрылась, услышала, как Сальмир просит мужчину успокоиться, и поняла, что причиной происходящего был сам Тарген, хоть и не верила до конца в эту возможность.
Лита знала, что когда-то давно — до перехода — некоторые тресаиры жили со смертными и даже заводили потомство но, ни один из этих детей не стал Истинным. Все они подходили для носителей уснувшего духа, но не имели сил разбудить его.
Лита неосознанно попятилась, увеличивая расстояние между собой и источником опасности. Литаурэль тут же пришел на ум взгляд рьястора, которым смотрел на нее молодой человек, и теперь девушка всерьез переживала за безопасность братьев и свою собственную.
Разъяренному повелителю стихий на глаза лучше не попадаться — это было общеизвестно. Сам Антаргин в моменты общения с духом предпочитал закрываться от остальных тресаиров, чтобы ненароком не навредить кому-нибудь.
Лишь только почувствовав, что сила призыва резко иссякла, словно нить обрубили, Литаурэль позволила себе приблизиться к двери, и услышала, как Тарген поправил Сальмира, попросив называть себя иначе. Лита не поняла почему.
Тарген — это имя смертная женщина Перворожденного дала своему сыну, и все тресаиры привыкли думать о нем именного так. Почему мужчина сейчас отказался от наречения, стало для Литы очередной загадкой, пополнившей сундук с вопросами, который и так уже был забит до отказа. Лита не разобрала, как именно он назвал себя, но планировала выяснить это в скором времени. Девушке о многом хотелось расспросить Освободителя, и она собиралась сделать это при первой же возможности, даже если братья потом отругают ее за назойливость.