Вой оборотня
Шрифт:
Я вздохнул, еще раз оглядел небо и сам не заметил, как перестал на него пялиться, а уткнулся в воротник куртки и задумался. Небо так и оставалось темным, ни малейшего следа серого – предвестника утра.
Ветер стал холоднее, теперь он нес с собой влагу, следовательно, утро все-таки скоро наступит, и будет оно сырым, с росой.
Выпь перестала кричать, наверно, уснула, насекомые тоже затихли, только где-то вдалеке в лесу слышался слабый треск…
Когда-нибудь моя жизнь изменится, и я стану уважаемым в городе человеком, как мой отец, правда, для этого надо подольше прожить и хоть
А потом я заснул.
Странный это был сон, мне снились кладбище, разрытая могила и огромный человек, вылезающий из нее. Неупокоенный. Таких обычно хоронят отдельно. Это те, кто в жизни занимался черной магией, колдуны при этом теряют свою душу и становятся не нужны богам. Правда, обычно они живут долго, так как продаются демонам, а те меняют их тело, делая его бессмертным. Дух умирает, а тело остается и даже в могиле продолжает жить, когда тот, кто был в нем ранее, уже исчез.
А у неупокоенного тела остаются все потребности, что имелись при жизни, и в первую очередь волчий голод, поэтому мертвецы выползают по ночам и рыщут по дорогам, надеясь поймать кого-нибудь и съесть.
Со зверем упырю не тягаться, те быстрее и сильнее, поэтому люди для них самая доступная пища – они неповоротливы, пугливы, женщины вообще падают в обморок, увидев страшилище, разваливающееся на ходу.
Не знаю, почему мне приснился этот сон. Может, из-за того, что на меня пахнуло запахом гниения и сырой землей? Да, вспомнил, сами упыри не поднимаются из могилы, для этого нужен особый магический обряд. Большинство из них спокойно догнивают до конца, как обычные люди, а поднимаются только те, кто нужен черным колдунам, то есть тем, кто потом сам станет неупокоенным. Забавно, не правда ли?
Тут до меня дошло. Во-первых, почему я сплю? Я же на дежурстве!
И второе, отчего слышу запах тления и развороченной земли?
Глаза открываться не хотели, пришлось напрячь все силы, тем более, что и странное царапанье слышалось все ближе, да и шрам на щеке болезненно чесался – такое у меня всегда бывает, когда приближается опасность.
Запах гниения стал настолько невыносим, что я дернулся и сумел-таки открыть глаза. И тут же вздрогнул от страшного зрелища. Нечто темное, пахнущее тлением и землей, стояло, выпрямившись во весь рост, на крыше фургона и пыталось разглядеть меня пустыми провалами глазниц.
Спросонья не совсем понимая, что делаю, я судорожно схватил лук, вырвал из колчана стрелу и стрельнул. Она с легким чмоканьем прошла сквозь чудище и исчезла во мраке, а темная фигура повернулась ко мне.
В руках сами собой оказались ножи, я даже не заметил, как их выхватил.
Не стоило пытаться убить упыря простой стрелой, сразу со сна и не сообразил.
Я вскочил и бросился навстречу ожившему мертвецу. Удар у меня резкий, точный, нацеленный, отработанный на плацу упражнениями, обычно таким режут горло.
И сейчас я поступил так же и вдруг с ужасом понял, что крови в мертвеце нет, поэтому удар мой бессмысленный, он только разозлит монстра.
Но мне повезло.
Молоту не повезло – труп грохнулся прямо на него. Мой друг заорал что-то спросонья, вскочил, размахивая руками, потом подбросил пару веток в костер и, уже разглядев, что перед ним, заорал по-настоящему, что было в нем сил, а их у него немало, поэтому ор получился страшный:
– Подъем! Тревога!! Упыри!!!
Впрочем, я на него уже не смотрел, хотя и успел ухмыльнуться: на крышу вскарабкалась еще одна темная и дурно пахнущая мразь. Этой я даже не собирался дать возможность встать на ноги, махнул сразу обоими ножами – сначала одним, потом другим, и голова упыря отлетела в темноту. А вслед за ней отправилось мягкое тело, пахнущее тлением и сырой развороченной землей.
Порадоваться столь удачному удару я не успел – за край крыши уцепилась еще одна костлявая рука. Я отрубил ее одним ударом, и снизу послышался шум падения.
Хорошо, что мрак уже рассеивался, с каждым мгновением небо прояснялось, приближалось утро. В лагере началась суматоха, взревел тревожный рожок, послышался громкий командный голос Бохана:
– Это упыри, рубите им голову, ничем другим их не остановить. Помогает еще осиновый кол, но мы их вовремя не заготовили, так что обходитесь тем, что есть. Рубите мечами и топорами. Лучники, не тратьте стрел, мечами рубите.
Начальник охраны невероятным образом сумел перекричать громкий храп и топот испуганных лошадей, они метались по лагерю, сея панику и сбивая людей с ног.
На крышу нашего фургона вылез еще один мертвец. С ним не удалось справиться сразу, он успел схватить меня за руку и даже приблизить к ней свой воняющий смертью рот без губ – от страха я заорал так, как никогда до этого. Внутри у меня словно что-то оборвалось, так стало плохо, даже голова закружилась.
Сила у мертвеца оказалась огромная. От его пожатия мне показалось, что запястье дробится на мелкие кусочки. А я только без толку махал ножом, никак до его шеи не мог дотянуться. Уже прощался с жизнью, но тут подоспел Молот и своей окованной железом дубиной размозжил упырю голову.
Дальше уже плохо помню: мертвецы лезли со всех сторон, мы сражались, но справлялись с трудом, потому что одним мертвецам хватало одного удара, а другим было и десятка мало. Не раз мне казалось, что нас вот-вот сбросят вниз, туда, где мычала целая толпа упырей, и это была бы верная смерть – разорвали бы нас только так, и набили бы нашей плотью свои наполовину сгнившие желудки.
Все изменилось тогда, когда на луг высыпали охранники во главе с Боханом.
К тому времени уже достаточно рассвело, чтобы хорошо видеть оживших мертвецов. На лугу их было несколько десятков, да под нашим фургоном топталось столько же. Вот ими и занялись охранники. Они быстро порубали мечами нестройную толпу на лугу, а потом уже помогли нам добить тех, кто залез на крышу фургона.