Война Чарли Уилсона
Шрифт:
Как и многое другое в ЦРУ, эта встреча была одним из незаметных событий, которые никто не видит и не слышит. Но для Харта она имела судьбоносное значение. Именно там он убедил Агентство пойти на риск эскалации афганской войны. Кроме того, совещание в Бангкоке для него было похоже на встречу одноклассников спустя много лет после школы. Глава ближневосточного отдела Чак Коган вместе со своим заместителем Джоном Макгаффином председательствовал на этом ежегодном собрании главных шпионов из Турции, Ирана, Ирака, Индии и других стран Южной Азии.
Совещание напоминало экзотический базар, изобилующий не менее экзотическими историями. Начальники пунктов в Тегеране и Багдаде рассказывали об ирано-иракской войне, которая уже унесла жизни более
Но Коган и Макгаффин сравнительно рано отделились от остальных для частного разговора с Хартом, Эти трое были частью внутренней элиты ЦРУ, куда Гаст Авракотос так и не сумел войти, и в их обществе Харт чувствовал себя непринужденно, как среди членов семьи. Впоследствии Чарли Уилсон и Авракотос объединились в своей ненависти к Чаку Когану, которого они считали препятствием, мешавшим оказывать моджахедам более существенную поддержку.
Но Говард Харт обожал Когана и все, что тот олицетворял. Спустя годы, вспоминая этот момент в Бангкоке, когда они втроем рассуждали об участи афганского сопротивления, он был убежден, что ими двигали лучшие побуждения, отражавшие подлинный дух Секретной службы ЦРУ. «Мы доверяли друг другу, — сказал Харт. — Мы с Джоном были лучшими учениками Когана. Мы были сделаны из одного теста. Мы одевались одинаково и имели одинаковые убеждения. Боже мой, да ведь мы с Макгаффином учились в одной школе! А Чак всегда опекал нас. Он называл меня Говардом Афганским. Он имел ранг GS-18, эквивалент трехзвездочного генерала и командующего дивизией. Он был одним из «баронов» Оперативного управления, как мы в шутку их называли».
Харт прибыл в Бангкок с искусно построенными аргументами в пользу эскалации боевых действий в Афганистане. Все трое знали, что необходимо ответить на два вопроса. Во-первых, насколько реальную силу представляют моджахеды? Могут ли они оказывать стойкое сопротивление оккупантам? Харт отвечал утвердительно. Моджахеды были готовы гибнуть в фантастических количествах, и он не сомневался, что при достаточной технической поддержке они смогут продержаться долгие годы. Во-вторых, что более важно, способны ли пугливые пакистанские власти пойти на расширение военной помощи? На этот вопрос Харт с гордостью отвечал, что ему удалось установить прочные отношения с могущественным шефом разведки Зии уль-Хака, генералом Ахтаром Абдул Рахманом, который теперь поддерживал его инициативу. Более того, сам Зия одобрительно относился к этому.
Коган хотел знать, что у Харта на уме. «Я сказал, что нам нужно еще двенадцать миллионов долларов или около того, — вспоминает Харт, — Сумму я взял из головы. Сама по себе она была не так уж велика, но в процентном отношении это означало значительный рост финансирования.
В свою очередь, это означало, что Чаку придется обратиться к старшему начальству, а затем выходить на Белый Дом и Конгресс за одобрением нового решения».
Харт не пытался скрыть неприглядную сторону своего предложения. Он знал, что беспокоит Когана, и предвосхитил критику со стороны своего начальника остроумным замечанием о характере афганцев. «“Они настолько жадные, — сказал он, — что после смерти их не хоронят, а ввинчивают в землю”. Но потом я объяснил, что они не обворуют нас больше, чем это могла бы сделать американская армия в военной ситуации. Я сказал, что моджахеды никогда не достигнут нашего уровня организации, зато у них необычайно высокий боевой дух и преданность делу, но все это может пропасть впустую без более внушительной поддержки».
— Carpe Diem [27] , — произнес Харт в завершение своей вступительной речи. Лишь выпускники некоторых частных школ могут позволить себе подобные риторические обороты на встречах такого уровня.
Теперь
27
Лови момент (лат.)
По словам Харта, лишь за два года до этого, когда СССР вторгся в Афганистан, Агентство не предпринимало против коммунистов ничего, кроме незначительных акций, таких как контрабандные поставки Корана через советскую границу. Он хорошо помнит всеобщую настороженность, когда в ЦРУ обратились с предложением составить первое «афганское заключение», отправляемое на подпись президенту. Никто даже не мог вспомнить, как должен выглядеть такой документ и какие формулировки нужно использовать при его составлении. Пришлось отправиться в архив и поднять старые бумаги. После беседы с Коганом они пришли к выводу, что сейчас не следует призывать к радикальным мерам, и предложили выделить около 700 000 долларов, главным образом на оборудование для связи. Но теперь Харт обращался к тому же самому руководителю отдела с многомиллионным запросом.
Харт говорит, что он был готов вернуться из Бангкока с пустыми руками. Скорее всего, так и произошло, если бы кто-то другой обратился к Когану с подобными рекомендациями. Но Секретная служба основана на доверии. «Ты оцениваешь обстановку на месте, — обратился Макгаффин к Харту перед отъездом в Пакистан. — Это твоя война. Просто говори нам, что тебе нужно». Вместе с Коганом они составили телеграмму в штаб-квартиру ЦРУ: «Мы рассказали, что нам нужно и почему, и Чак подписал ее. Так началась игра по-крупному».
Если бы Говард Харт объяснил все это Уилсону, то конгрессмен, скорее всего, отнесся бы к нему с большей симпатией. Но Харт держал семейные истории в кругу семьи. Впрочем, ему было трудно держать язык за зубами, когда конгрессмен принялся гневно осуждать нежелание США поставлять в Афганистан современное оружие, которое помогло бы сражаться с боевыми вертолетами, расстреливающими борцов за свободу. Ему пришлось объяснять элементарные вещи. В рамках долгосрочной политики холодной войны ЦРУ не могло пользоваться американским оружием, которое выдало бы страну происхождения. Было очень важно поддерживать впечатление, будто афганцы пользуются советским оружием, захваченным в бою. Харту не меньше Уилсона хотелось помочь моджахедам, но конгрессмен должен был понять, что глупо провоцировать СССР на крупномасштабные военные действия против Пакистана.
Эти абсолютно здравые аргументы были пропущены мимо ушей. Харт мастерски умел сохранять невозмутимое выражение лица, свойственное опытному игроку в покер, но техасский конгрессмен доводил его до исступления. Разумеется, для Уилсона, жившего в мире грез, было очень просто заявлять о неслыханных миллионах для поддержки моджахедов, но Харту приходилось жить в реальном мире.
Харт с раздражением осознал, что Уилсон даже не отдает себе отчета в том, что посольство США недавно было сожжено толпой мусульманских фанатиков, ненавидевших Америку и готовых убить любого американца, какого смогут найти. Именно поэтому он сейчас сидел в тесном клоповнике вместо нормального помещения. Харту приходилось не только мириться с теснотой, но и быть готовым уничтожить все документы за семь минут; по его расчетам, у него оставалось ровно столько времени, если КГБ разбередит всегда готовую к бунту толпу исламистов. Но его тайная победа, о которой он не собирался говорить Уилсону, заключалась в тесном сотрудничестве с генералом Ахтаром, суровым и замкнутым шефом пакистанской разведки.