Война «ежей»
Шрифт:
— А вы организуйте все по общественной линии, никто ничего и не скажет! Как сбор желудей, например, или воскресник по уборке школы. Надо же навести на площадке порядок. Через ограду их покидать и…
Камену и Маляке это предложение понравилось, но они колебались.
— Если вы не уверены в справедливости дела, — назидательно произнес Добролюб, — то и не беритесь за него. Никакую работу не выполнишь без твердой убежденности в своей правоте.
Ну и мыслитель, подумал Камен, хотя Маляка и не говорил
— Во всяком случае Ташева необходимо деморализовать! — У Добролюба в запасе оказалась еще одна идея. — Активное противодействие может заставить его отказаться от своей затеи.
— Уже деморализовали, — ответил Камен. — У меня до сих пор горит левое ухо.
Добролюб бросил кирпич, который держал в руках. Уже поздно, но уходить ему не хотелось — и Камен, и Маляка нравились мальчику. Ни в квартале, ни в школе никто не был ему так симпатичен, как эти ребята. Он стал строить из кирпичей домик, как из костяшек домино.
— Все-таки выбросьте кирпичи, — не отказывался от своей идеи Добролюб. — Пусть это будет ваша пионерская акция, а я тоже подумаю, как вывести его из себя. — И, взглянув на Камена, добавил: — Я очень вам обязан.
— А почему ты говоришь мне «вы»? — удивился Камен.
Маляка забыл ему сказать об этой особенности Добролюба.
— Потому что он так воспитан, — ответил Маляка вместо Добролюба.
Добролюб, в знак согласия, кивнул, положил четвертый ряд кирпичей, и домик рухнул.
— Ребята, чего у кирпичей вертитесь? Двор большой! — крикнул с балкона Ташев.
— Это он и есть? — Добролюб, не поднимая головы, принялся строить новый дом из кирпичей.
— Ага.
— Сейчас я его заставлю выйти из себя и прогуляться, — объявил Добролюб и как ни в чем не бывало продолжал укладывать кирпичи рядком.
Маляка и Камен видели: каждый новый кирпич действительно выводил Ташева из себя. Что же будет дальше? Непонятно только, что имел в виду Добролюб под словом «прогуляться».
Домик обрушился, когда Добролюб укладывал третий ряд.
— Эй, лопоухий! Я тебе задам! До каких пор будете собирать здесь хромых и слепых со всего района?
Тогда Добролюб подошел к балкону Ташева и с достоинством произнес:
— Я не из вашего района. И не хромой и не слепой. У меня дальнозоркость — очки плюс два. А уши торчат, потому что моя мама пианистка.
— Если спущусь, еще больше оттопырятся! — пригрозил Ташев.
— Лучше иметь торчащие уши, чем быть дурнем! — парировал Добролюб.
— Хватит философствовать!
Добролюб бросил кирпич в кучу, и кирпич развалился надвое. Это окончательно взбесило Ташева. Он исчез с балкона и через секунду появился во дворе.
В углу двора играли Тончо с близнецами, а остальных детей уже и след простыл. Ташев поднял расколовшийся кирпич, соединил два куска, словно хотел их склеить, снова бросил в кучу и ушел.
— Ну и тип! — протянул Добролюб.
Мальчики наблюдали за Ташевым из соседнего двора через щель ограды.
— И все-таки мы с ним справимся! — У Добролюба родилась новая идея.
Рано утром Добролюб снова отправился к своим приятелям. Он вез с собой нечто большое, круглое, завернутое в газеты.
Маляка ждал его за два квартала от дома. Ноша Добролюба внушала уважение. Маляка пока не знал, что это, но на Добролюба можно было положиться.
Мальчики остановились у ближайшего к дому перекрестка. Дорожный знак запрещал проезд гужевого транспорта.
Добролюб развернул газеты. Внутри была жестянка, запрещающая стоянку автомашин. Мальчик осмотрелся — как бы его повесить? Маляка стал на четвереньки, Добролюб забрался ему на спину — и тут на месте старого знака появился новый.
Для наблюдения ребята заняли удобную позицию. Вот появилась и сразу притормозила легковая машина: водитель удивленно посмотрел на знак и свернул на соседнюю улицу.
— И Ташев поступит так же, — объявил Маляка. — Поставит машину в другом месте.
— А мы и туда — знак! — воскликнул Добролюб. — Он машину — мы знак. Будем водить его за нос. Это я беру на себя.
Тут мальчики заметили Ташева, шедшего на работу. Первым делом он, как всегда, отправился на поклон к машине, осмотрел ее со всех сторон, потрогал и зашагал по улице.
— Гладит ее, гладит, остается только поцеловать! — усмехнулся Добролюб.
Как и договорились вчера, друзья решили сегодня заняться приведением спортплощадки в порядок — надо освободить ее от всяческих стройматериалов. Будем считать, объявили ребята, это наша общественная работа.
Собралось десять человек, самых верных, как сказал Камен. Не пришел только Панта, но уж придется обойтись без него.
Группа будущих игроков национальной сборной страны стала в цепочку, и кучи кирпича исчезали на глазах. Ребята работали молча, не за страх, а за совесть, даже Добролюб оставил свои рассуждения.
— А Ташев-то знает об этом? — крикнула с балкона Худерова.
— Зачем ему говорить? — вмешался в разговор Стоименов. — Он-то нам не спешил сообщить, что собирается строить здесь гараж.
— Госпожа Гинка, — окликнула Шайтанова бабушку Гинку, — ваш зять обозлится на вас…
— Я дала согласие на ребячью спортплощадку, — заявила бабушка Гинка и ушла: зачем ей все это брать на себя?
Во дворе появился милиционер, и мальчики, как по команде, прекратили работу. Маляка даже испугался, что его сейчас арестуют, и вспомнил, как они с Добролюбом побывали в милиции. Не дело милиции это было?!