Война и мир Дмитрия Медведева
Шрифт:
И все это – на фоне упадка модели политического и экономического развития, которая доминировала (навязывалась США) последние полвека.
Россия симметрично отреагировала на вызов Косово, и многие постсоветские лидеры получили серьезный сигнал: само по себе сближение с НАТО не является надежной гарантией безопасности. Особенно при проведении вызывающе провокационной антироссийской внешней политики. В то же время отсутствие какой-либо поддержки на постсоветском пространстве инициативы Москвы по признанию Южной Осетии и Абхазии наглядно засвидетельствовало сохраняющуюся уязвимость ее позиций и отсутствие союзников.
Августовский
Чем более антиамерикански настроены правящие элиты государства, тем больше там приветствовали действия России на Кавказе – открыто поддержали их Венесуэла, Иран, Никарагуа и т. п. Но и эти страны, кроме Никарагуа, не признали Абхазию и Южную Осетию, поскольку, видимо, с их точки зрения это означало бы поставить под сомнение все государственные границы.
И все же говорить об окончании гегемонии США представляется преждевременным. Хотя несомненно, что пик могущества США на сегодняшний день уже пройден и в ближайшие десятилетия, по всей видимости, влияние США в мире будет уменьшаться, но это уменьшение отнюдь не будет столь значительным, как предполагают радикальные антиамериканисты.
С другой стороны, и признание Косова (а на сегодняшний день независимость Косово признана более чем 60 странами) показало четкие разделительные линии. Признали, во-первых, США и страны ЕС, как правило, не имеющие межэтнических проблем (без Словакии, Испании, Румынии, хотя Бельгия и Великобритания с их проблемами признали). Во-вторых – государства – клиенты США и бывших европейских метрополий в Америке, Африке и Океании: Колумбия, Сенегал, Микронезия и т. п. (на каждом континенте, кроме Океании, – явное меньшинство). В-третьих – единоверные с албанцами исламские государства, не имеющие территориальных и этнических проблем – Кувейт, Малайзия и прочие (также явное меньшинство среди стран ОИК).
В целом в Европе критический взгляд на Косово достаточно распространен: незадолго до провозглашения Приштиной независимости в ПАСЕ не набралось голосов в поддержку этого акта, причем во многом за счет старой Европы. С Южной Осетией сложнее – многие свидетельства против Саакашвили, в том числе и со стороны представителей миссии ОБСЕ, не получали должного резонанса, как видно из стенограмм дебатов той же ПАСЕ. Но, с другой стороны, в Западной Европе мейнстримная мысль все-таки против того, чтобы прецедент данного конфликта стал поводом для новой конфронтации с Россией.
Как уже сказано, в ходе августовской войны Россия продемонстрировала, что с ее интересами нужно считаться. Но вместе с тем ход боевых действий (Тбилиси не был взят, а режим Саакашвили не смещен, хотя, судя по всему, все необходимые для этого ресурсы существовали) проде
монстрировал, что Москва не намерена кардинально менять сложившийся на момент войны status quo в регионе. Поэтому говорить о кардинальном перераспределении зон влияния в регионе не приходится.
Возможно, Армения получила больше уверенности в том, что проблема Карабаха не будет решаться военным путем. Но проблемы в отношениях между Россией и Грузией очень осложняют ее экономические связи – отсюда вынужденные шаги Еревана навстречу Тбилиси.
Трудно обозначить какое-то особое влияние конфликта на Ближний Восток, за исключением того, что там, возможно, некоторые горячие головы ожидают, что Россия вернется к политике
Возможность появления новых независимых государств на карте Европы
Признание Южной Осетии и Абхазии не является неким самостоятельным феноменом, оно тесно связано с односторонним провозглашением Косово. И после этих двух событий можно с уверенность говорить, что на сегодняшний день старая модель европейской безопасности не работает, мы стоим перед необходимостью создания новых международных институтов безопасности на Европейском континенте. В этом отношении инициатива Медведева о подписании Договора о европейской безопасности представляется заслуживающей пристального внимания и обсуждения. Пока, правда, не вполне ясна содержательная часть этих предложений. Мне представляется, что
без хотя бы минимального повышения уровня доверия между Россией и прежде всего странами «Новой Европы», запустить механизм институциональной перестройки системы европейской безопасности будет нереально.
Причем для этого нужны очень серьезные усилия с обеих сторон. Сегодня не просматриваются даже намеки на готовность предпринять такие усилия.
Пострадала ли репутация НАТО в результате его невмешательства в кавказский конфликт? Но Грузия не была членом НАТО, и наличие на ее территории абхазского и осетинского конфликтов как раз и было весомым аргументом для ряда членов НАТО, чтобы сотрудничество с альянсом не превращалось в формальное членство с взятием обязательств перед Тбилиси.
Куда более существенным ударом для альянса было, например, когда в 1956 году в Суэцком кризисе США не поддержали Британию и Францию и те отступили из-за угрозы советского вмешательства на стороне Египта. (Вот тогда для многих европейцев был куда более серьезный шок – почитайте мемуары Штрауса). А когда в 1961-м Индия в результате такой же краткой, как августовская война, кампании заняла Гоа и другие португальские владения, НАТО тоже не стало защищать своего члена, хотя формально Гоа была не колонией, а такой же частью Португалии, как Мартиника или Реюньон – территорией Франции. Тем не менее НАТО сохранило свои позиции, а эти истории были благополучно забыты.
Что же до прочей клиентелы, то, хотя США могут многое спускать с рук своим клиентам, они также понимают, что авантюрная внутренняя политика может подорвать эти режимы изнутри, и потому имеют богатую практику замены невменяемых лидеров на вменяемых.
После конфликта, без сомнения, произошли определенные изменения на постсоветском пространстве. Среди части правящих элит усилилась осторожность в отношении России (от этих горячих ребят лучше держаться на расстоянии, можно и с Европой позаигрывать), среди другой части, напротив, оживились настроения в пользу учета российских интересов. Но в любом случае отказ в признании Южной Осетии – свидетельство неспособности властной элиты России найти нужный тон (неумение предъявить «мягкую силу») в общении с «бывшими младшими братьями».