Война Калибана
Шрифт:
Марсиане в целом были убеждены, что земная цивилизация загнивает. Ленивые, отупевшие граждане жили на правительственные дотации. Жирные коррумпированные политиканы обогащались за счет колоний. Деградирующая инфраструктура тратила тридцать процентов мощности на утилизацию, не позволяющую землянам утонуть в собственном дерьме. На Марсе практически не было безработных. Все население прямо или косвенно участвовало в величайшем проекте человечества: в терраформировании планеты. Это давало каждому цель жизни и единую веру в будущее. Не то что земляне, живущие ожиданием очередной правительственной подачки и следующего визита в кафе или в торгово-развлекательный центр.
По крайней мере, так о них рассказывали. Сейчас Бобби засомневалась в правдивости рассказов.
То и дело обращаясь в разбросанные по всему зданию справочные, она наконец добралась до выхода. Скучающий охранник у дверей кивнул ей, и она оказалась снаружи.
Вне здания. Без скафандра.
Через пять секунд она цеплялась за дверь, предназначенную только для выхода, стремясь обратно под крышу. Охранник, сжалившись, открыл ей. Бобби ворвалась внутрь и, жадно дыша, упала на ближайшую скамеечку.
— В первый раз? — улыбнулся ей охранник.
Ответить Бобби не сумела, но кивнула ему.
— Марс или Луна?
— Марс, — чуть отдышавшись, ответила она.
— А, знаю эти дела. Купола, все такое. Люди, выросшие в куполах, просто малость паникуют. Астеры обделаться готовы от страха. Нет, буквально. Мы доставляем их домой под наркозом, чтобы не орали.
— Да, — согласилась Бобби. Болтовня охранника давала ей время прийти в себя. — Не шутка.
— Вас доставили, когда снаружи было темно?
— Ага.
— Внешников всегда ночью привозят. Помогает от агорафобии.
— Угу.
— Я пока оставлю дверь открытой на случай, если вам снова захочется вернуться.
Предположение, что она немедля предпримет вторую попытку, польстило Бобби, и она впервые как следует рассмотрела охранника. Малорослый, как все земляне, но кожа красивая, черная до синевы. И плотное, атлетическое сложение, и чудесные серые глаза. В его улыбке не было и намека на насмешку.
— Спасибо, — сказала она. — Я — Бобби. Бобби Драпер.
— Чак, — ответил землянин. — Смотрите под ноги, а потом медленно поднимите взгляд к горизонту. Но ни в коем случае не прямо перед собой.
— Думаю, теперь у меня получится, Чак, но все равно спасибо.
Чак бегло глянул на ее мундир и отсалютовал:
— Semper fi, [18] сержант!
— Ур-ра! — ухмыльнулась в ответ Бобби.
При второй попытке она последовала совету Чака: несколько минут смотрела в землю. Это помогло справиться с массивной перегрузкой каналов восприятия. Но только отчасти. Тысячи запахов, соревнуясь между собой, били ей в нос. Сочные ароматы почвы и растительности, знакомые по садовым куполам. Масло и горячий металл — как в производственных лабораториях. Озон от электродвигателей. Все это било враз, наслаивалось друг на друга, сливаясь в один невероятно экзотический запах. А звуки сливались в непрерывную какофонию. Разговоры, шум строительных машин, электрокаров, взлетающих трансорбитальных челноков — все одновременно. Неудивительно, что она запаниковала. Ведь этот поток — данные всего с двух органов чувств. А если добавить сюда невероятно синее небо, раскинувшееся без края…
18
Всегда верны (лат.) — девиз морской пехоты США.
Бобби постояла, закрыв глаза и старательно дыша, пока не услышала, что Чак закрыл за ней дверь. Теперь никуда не денешься. Оборачиваться и проситься назад — значит признать поражение. А парень явно послужил в десанте ООН, и ей совсем не хотелось выглядеть слабой в его глазах. Черт, да ни за что!
Когда нос и уши немного освоились с потоком впечатлений, Бобби открыла глаза, уставив их в бетон дорожки. И медленно подняла взгляд, пока не показался горизонт. Дорожка перед ней тянулась далеко по ухоженным газонам. Еще дальше поднималась серая стена, вероятно метров десяти в высоту, с равномерно расставленными сторожевыми башнями. Комплекс ООН удивительно строго охранялся. Бобби задумалась, удастся ли ей выйти.
Она напрасно беспокоилась. Едва она подошла к воротам во внешний мир, охранная система связалась с ее терминалом и убедилась, что имеет дело с VIP-персоной. Камера над постом еще за двадцать метров отсканировала ее лицо, сравнила со снимком в досье и удостоверила личность, так что, когда Бобби приблизилась, часовой четко отсалютовал и спросил, не нужен ли ей транспорт.
— Нет, хочу пройтись, — ответила она.
Часовой улыбнулся и пожелал хорошо провести день. Бобби пошла по улице, уводящей от комплекса, обернулась и увидела двух вооруженных телохранителей, державшихся на почтительном расстоянии. Пожав плечами, Бобби двинулась дальше. Если такая важная особа, как она, пострадает или заблудится, кое-кто рискует потерять работу.
За пределами территории ООН ее агорафобия ослабела. Здания вокруг образовывали стены из стали и бетона, изрезанный горизонт отодвинулся за пределы видимости. По улице с визгом пролетали маленькие электрокары, оставлявшие за собой запах озона.
И повсюду были люди. Пару раз Бобби ходила на марсианский «Стадион Армстронга» посмотреть на игру «Красных дьяволов». Стадион вмещал двадцать тысяч болельщиков. «Дьяволы» обычно оказывались внизу турнирной таблицы, поэтому трибуны на их матчах заполнялись не больше чем наполовину. И эта сравнительно скромная толпа была самым большим скоплением народа, какое довелось видеть Бобби до сего дня. Марс населяли миллиарды людей, но там не было пространств, позволяющих собрать их вместе. Бобби, остановившись на перекрестке и глядя в перспективу двух улиц, сказала себе, что все болельщики «Красных дьяволов» не создали бы такой толкотни на тротуарах. Она попробовала представить, сколько людей скрывалось в головокружительной высоты зданиях, и не смогла. Может быть, миллионы, считая только те дома и улицы, что она видела отсюда.
И если марсианская пропаганда не лжет, большая часть этих людей — безработные. Она попыталась представить, как это: если тебе не надо каждый день приходить на определенное место.
Земляне обнаружили, что, когда людям нечего делать, они делают детей. В конце двадцатого — начале двадцать первого веков был короткий период, когда население не слишком росло и как будто даже начинало сокращаться. Все больше женщин тогда получали высшее образование, начинали работать, и средний размер семьи уменьшался. Несколько десятилетий массовой безработицы положили этому конец.
Опять же этому ее учили в школе. Но здесь, на Земле, где еда росла сама по себе и воздух был всего лишь побочным продуктом жизнедеятельности растений, которые никто нарочно не сажал, где все необходимое для жизни просто валялось под ногами… вероятно, здесь и вправду человек может себе позволить ничего не делать? Работающие создают столько избыточного продукта, что легко способны прокормить остальных. Мир теперь делится не на богатых и бедных, а на занятых и бездеятельных.
Бобби увидела перед собой уличное кафе и села за столик.