Война (Книга 3)
Шрифт:
Оторопь в глазах вошедшего Молотова развеселила всех еще больше.
– Над чем смеются столь видные большевики?
– спросил Молотов, направляясь в глубь кабинета. Он сел на свободный стул близ Сталина и, положив папку на зеленое сукно, раскрыл ее.
– На, читай.
– Сталин прикрыл папку Молотова бумагой, которую держал в руках.
Молотов увидел донесение генерала Еременко с Западного фронта. В нем описывался первый эффект применения наших реактивных минометов БМ-13, о существовании которых ни наши обороняющиеся войска, ни тем более противник не знали. Еременко скупо, но с впечатляющей красочностью сообщал о невообразимой панике гитлеровцев, когда на их расположение навалился ужасающе ревущий смерч, взрывая и испепеляя все вокруг. В документе рассказывалось и о потрясении наших войск, когда над ними со страшным скрежещущим воем, изрыгая хвостатое пламя, стремительно проносились огромные сигаровидные снаряды.
– Да, потешно, - суховато сказал Молотов, не разделяя общего веселья, и отложил донесение в сторону.
– А главное - обнадеживающе...
Сталин скосил на Молотова прищуренный глаз и хмыкнул в усы:
– Знаешь, почему смеемся?.. Вспомнили, как года полтора назад Ворошилов рассказывал о залпе испытательного образца этого же ракетомета на полигоне. Конструктор, правда, предупредил его, что будет жутковато, но все равно при первом залпе все чуть не слетели с вышки...
– Видимо, без меня это было.
– Молотов так и не развеселился.
– При мне приняли решение о запуске в производство ракетометов бээм-тринадцать и о формировании специальных частей.
Сталин тут же помрачнел, опустил взгляд и сказал:
– Да, к сожалению, только за день до начала войны мы смогли принять такое решение.
– А затем, после паузы, спросил, обращаясь к Молотову: - У тебя, чувствую, тревожные вести?
– Те же, что и у тебя.
– И нарком иностранных дел, взяв в папке шифровку о событиях в Японии, положил ее перед Сталиным.
– Но какие будут последствия?
В кабинете наступила тишина. Все заметили, что Сталин, скользнув взглядом по документу, потускнел еще больше. После паузы он тихо произнес:
– Смена правительства в этой ситуации ничего доброго нам не сулит. Сунув в рот нераскуренную трубку, он почмокал губами и спросил у Молотова: - А какие прогнозы у специалистов по Японии?
– Если новый кабинет поручат формировать тому же Коноэ, - будто размышляя вслух, заговорил Молотов, - тогда есть некоторые основания полагать, что японцы временно поостерегутся нападать на нас, а будут решать свои проблемы в Юго-Восточной Азии и выжидать, как будут складываться события на советско-германском фронте...
– Ну, а если Тодзио станет премьером?
– Сталин упредил вопросом развитие мысли Молотова.
– У тебя, может, есть сведения по линии разведки?
– Молотов остановил на Сталине напряженный взгляд и, не дождавшись ответа, сказал: - Если военный министр Тодзио будет формировать кабинет, о чем мы узнаем сегодня же или, в крайнем случае, завтра, значит, возможна немедленная агрессия со стороны Квантунской армии...
– Да, - согласился Сталин, подавив вздох.
– Они бросятся на нас с суши, с моря и с воздуха! Это и разведка подтверждает... Вслед за японцами нападет Турция... Но мы на другое и не рассчитывали, хотя и перебрасываем с востока часть сил на запад. Надо быть в полной боевой готовности на востоке и на юге...
– Сталин тяжелым, невидящим взглядом обвел лица сидевших за столом и продолжил: - Они нападут немедленно, даже независимо от того, Коноэ или Тодзио станет главой нового правительства, если только мы сдадим Смоленск и пустим немцев к Москве и если еще сдадим Киев... Немедленно нападут! А Англия и Америка тогда махнут на нас рукой и начнут сообща готовить к обороне против фашистского блока свои континенты и свои владения. У них забота - не допустить Германию к мировому господству.
Раскрытые окна постепенно выдохнули табачный дым, и кабинет наполнился рассеянным светом солнца. Все молчали, тягостно размышляя об услышанном от Сталина и Молотова. Сталин, заложив руки за спину, стал прохаживаться по ковровой дорожке вдоль стола, сумрачно глядя себе под ноги. Нахмуренные брови, прятавшие глаза, и темноватое, в оспинах, лицо выдавали сумятицу обуревавших его чувств и мыслей. Тишину нарушил Молотов.
– Если на фронте продержимся до осени, обстановка может разрядиться, - сказал он, угадывая ход сомнений Сталина.
– И японцы и турки вряд ли решатся начинать войну на пороге зимы.
Усталое лицо Сталина будто смягчилось, глаза блеснули желтоватыми белками, и их темные зрачки остановились на Молотове.
– Продержаться - это первое и обязательное условие, но не единственное.
– Глухой голос Сталина будто чеканил слова.
– Мы ведем сейчас и дипломатическую битву. Ее надо тоже выиграть! Надо, чтобы весь мир убедился, что мы не одиноки, что создана и с каждым днем ширится антигитлеровская коалиция государств и народов, пусть пока ее реальная сила равна нулю! Это первое...
– Как и решено на Политбюро, - сказал Молотов, похлопывая рукой по папке, - принимаются меры для установления дипломатических отношений с эмигрантскими правительствами Чехословакии, Польши, Бельгии и Норвегии... Сегодня посылаем наш проект соглашения чехословацкому правительству...
– Хорошо.
– Сталин одобрительно кивнул и продолжил: - Второе: всеми возможными средствами надо не допускать расширения фашистского блока и образования новых очагов агрессии.
– И спросил у Молотова: - Что у тебя имеется по этому вопросу?
– Проект очередного предупреждения правительству Ирана, чтобы оно ликвидировало опасность нападения на нас со своей территории.
– Своевременная мера, - согласился Сталин.
– Только надо помнить о нефтяных интересах Англии в Иране. Не столкнуться бы.
– Конфликта не допустим, - успокоительно сказал Молотов.
– Итак, главная задача на дипломатическом фронте, - подытожил Сталин разговор, - расширять антигитлеровскую коалицию и сужать рамки фашистского блока.
Заметив, что Щербаков записывает в блокнот сказанное им, Сталин подошел к Щербакову и, постучав мундштуком трубки по столу рядом с его блокнотом, добавил:
– И вы, товарищ Щербаков, можете многое сделать в этом плане. Мы смотрели далеко вперед, когда поручили вам курировать Советское информационное бюро. Вы политик чуткий, гибкий и должны сами понимать: Совинформбюро - это зеркало, в котором отражается наше положение на фронтах и внутри страны. В это зеркало пристально смотрит не только наш народ, но и весь мир.
– Понимаю, товарищ Сталин.
– Щербаков кивнул и поправил очки, что он делал всегда, сосредоточивая свое внимание.
– События, особенно на фронтах, - продолжал Сталин, вновь бесшумно зашагав по ковру, - надо показывать правдиво, но без излишней драматизации - спокойно, сдержанно... Весь мир должен чувствовать по вашим сводкам, что мы не щепка в бурном потоке событий, а могучий корабль, управляемый твердой рукой партии большевиков. И не иначе, как бы трудно для нас ни складывались события на фронтах.