Война мага. Том 3. Эндшпиль
Шрифт:
– Сежес, пришло твоё время.
– Да, мой повелитель?
– Твой сбор… что ты планировала сделать?
– То же, что сделали адепты Серой Лиги в Мельине, – поджечь мешки и забросать ими неприятеля с помощью пращей или катапульт. Я приказала также изготовить мелкие порции сбора для лучников и арбалетчиков.
– Прекрасно. Я сильно подозреваю, что нам потребуются все твои запасы, Сежес.
Волшебница молча покивала.
– Ты распорядилась, чтобы сборы твоих трав возобновились, как только взойдёт зелень? Лето уже настало – ведётся ли сбор? Получим ли мы пополнение,
– Разумеется, повелитель. Как же иначе? Что бы ни говорил мой, гм, коллега, нам ещё предстоит долгая война. И пирамиды нагоняют на меня страх, признаться. В них скрыта такая мощь, что чувствуешь даже сквозь видение.
– До них нам ещё далеко. И хорошо, если Семандра даст нам спокойно разбираться с Разломом, хотя, конечно, какое уж тут «спокойно»… Проконсул, позаботься, чтобы все велиты имели бы запас… – Император чуть не оговорился: «сена», – этого сбора, и чтобы к каждой дюжине был бы приставлен факельщик.
– Не впервой, повелитель. Всё исполним, – уверенно кивнул Клавдий.
Жертвоприношение решили совершать этой же ночью. Нергианец уверял, что козлоногие ударят на рассвете, хотя высланные вперёд дозоры пока ещё не видели врага. Аколит Слаша Бесформенного так и не заговорил. По утверждению ликторов (поддержанных нергианцем), никакой ценности для следствия злосчастный фанатик более не представлял.
В сгустившейся тьме вновь запылал костёр, вновь отвратительно пахла палёным свежесодранная и обожжённая на огне бычья шкура. Так же стояли тесным кругом Вольные, заслоняя собственными телами Императора, так же угрюмо нависало беззвёздное небо над головами.
Но что-то и изменилось. Неуловимо, почти неощутимо, однако правителю Мельина это не давало покоя. Как-то не так смотрел исподлобья обречённый на заклание аколит, что-то новое появилось в глубоко посаженных глазах; и Император не удивился, когда тот завопил, едва ликторы рывком поставили его на ноги:
– Помилуйте! Пощадите! Буду, буду говорить!..
Нергианец с некоторой досадой поджал губы.
– Каково будет решение моего Императора?
– Пусть говорит, – не колеблясь ни секунды, отрезал правитель Мельина.
– Это может возыметь…
– Ликторы! Пленника ко мне в шатёр. Кер-Тинор! Двойную стражу внутрь и тройную – вокруг. Проконсул Клавдий, достопочтенная Сежес, благоволите проследовать за мной.
Аколита шатало, точно пьяного, его чуть не волоком тащили прочь от костра. Посланец Нерга кисло смотрел вслед императорской процессии. Его присутствовать не пригласили.
– Говори! – велел Император аколиту, едва Кер-Тинор приглушённо доложил, что всё в порядке и тройное кольцо Вольных не подпустит никого к шатру на добрые полсотни шагов.
– Жизнь, повелитель! – прохрипел в ответ служитель Слаша, падая на колени, едва лишь ликторы перестали поддерживать его под руки.
– Если твой рассказ будет правдив и поможет мне, я помилую тебя, – кивнул Император, игнорируя предостерегающее покашливание Сежес. – Начинай с самого начала. Зачем вас послали сюда и кто приказал это сделать? Досточтимая волшебница Радуги, как ты видишь, готова проверить твои слова на истинность.
Сежес не сплоховала, между её ладоней тотчас появилось слабо светящееся зеленоватое облачко.
– Стоит тебе солгать или хотя бы слегка покривить душой, оно сделается алым, – предупредила чародейка.
– Я-а… не буду врать… – Человек говорил на общеимперском языке с сильным восточным акцентом.
– Тогда отвечай. И не тот жалкий вздор, каковой несли два твоих приятеля.
Аколит затрясся, мелко закивал. И начал говорить…
…Даже самыми верными его сторонниками Слаш Бесформенный считался «уснувшим богом». Его покой берегла крошечная горстка поистине фанатичных приверженцев, уверявших, что бог является им во снах и указывает, что надо делать, дабы вернуть его к жизни. Как правило, это сводилось к жертвоприношениям – бог требовал беременных женщин, нерождённых младенцев, в крайнем случае соглашаясь на детишек, проживших не больше одного дня. Понятно, что при таких делах аколитам Бесформенного приходилось несладко: разъярённые поселяне, изловив адепта, расправлялись с ним весьма изощрёнными способами, среди которых медленное утопление в яме с нечистотами ещё могло считаться милостивой и лёгкой смертью.
А потом всё изменилось – в ночь, когда к последним верным аколитам, сгрудившимся у костра в развалинах самого первого и самого древнего капища Бесформенного, явился некто в облике козлоногого чудовища, на правой лапе которого красовалась белая латная перчатка, но не стальная, а из какой-то непонятной кости.
Козлоногий обладал великой силой. Он заявил, что знает, как пробудить дремлющего бога, и на самом деле явил остолбеневшим аколитам несколько кошмарных видений, таких, что все немедля уверовали.
После этого дня всё изменилось. Спавший доселе беспробудным сном Слаш стал шевелиться во сне, всё настойчивее и настойчивее обращаясь к своим последователям, приказывая им во всём помогать его новым слугам – тем самым козлоногим существам. А у них, похоже, был лишь один враг – Империя.
И козлоногие обратились не только к аколитам Слаша. Ожили все полузабытые древние божки, жестокие и кровожадные. Грохотали бубны и барабаны, лилась кровь жертв – козлоногие ставили себе на службу Древние Силы Мельина.
Разумеется, аколит не произнёс именно этих слов. Сомнительно, чтобы он их вообще знал. Но в чём заключалась суть деяний козлоногих тварей – поняли все присутствовавшие.
Итак, враг спланировал наступление с двух сторон, Империя должна была бы оказаться между молотом и наковальней. И оказалась бы, начни Семандра своё наступление позднее или оживи Разлом несколько раньше. Входило ли это в изначальный план козлоногих? Или что-то пошло не так? Ударили раньше самодовольные герцоги и принцы Семандры, или не удалось вытолкнуть раньше всю мощь Разлома? Впрочем, сейчас уже неважно. Имело значение лишь то, что Древние Силы, в свою очередь, разделились. И ожидать их всеобщей и дружной поддержки, как уверял всех посланец Нерга, не приходилось. Не исключена была и война меж ними, война, в которую людским полкам лучше было б и вовсе не соваться.