Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943

фон Эрнстхаузен Адольф

В эти дни еще доносились заключительные аккорды большого сражения в котле под Харьковом, в ходе которого мы отразили попытку прорыва русскими войсками кольца окружения. Затем она перешла в более спокойную фазу позиционной войны с происходящими время от времени артиллерийскими перестрелками да работой снайперов. Наши батареи благодаря своим расположенным выше русских позициям и наблюдательным пунктам имели значительное преимущество перед противником. Батареи неприятельских орудий, находившиеся на плоской равнине, едва начинали вести огонь, сразу же обнаруживались нами, подавлялись сосредоточенным огнем и были вынуждены менять свои позиции. Наши же батареи, напротив, были привязаны постоянно к одному и тому

же месту, что, однако, оборачивалось своей негативной стороной – их относительно малой маневренностью. «Если прежде всего развести цветник перед блиндажом, – услышал я как-то слова одного генерала от артиллерии, – то германского солдата ничто не сможет заставить сменить свою огневую позицию». Поэтому мы пребывали в относительном покое. Лишь на правом участке нашего сектора, перед Изюмом, время от времени положение обострялось. Так что на своем КП я каждую ночь спал крепким сном. На постоянные звонки полевого телефона я обращал не больше внимания, чем на беспокоящий огонь вражеской артиллерии или на доносящийся с высоты шум «кофейных мельниц» – русских ночных бипланов.

Всякий раз, когда на передовой стихали звуки боя, все ожесточеннее разгоралась бумажная война. Штабы запрашивали у офицеров все больше и больше различных данных, и мой адъютант обращал мое внимание на то, что на основании новых инструкций каждый офицер должен сообщить о своем отношении к национал-социализму. На подобные вопросы во всех документах я писал одно и то же: «Отношение к национал-социализму безупречное». Каждый мог это понимать, как ему было угодно. Примерно также же формулировки и других командиров мне довелось позднее увидеть в других документах, которые, случалось, попадались мне на глаза. Офицерский корпус, по сути, саботировал затею партии, и когда она поняла, что предпринимаемые ею меры представляют собой безрезультатную попытку, то отказалась от них.

– Сегодня подходит срок представления месячного командирского отчета, – сказал мой адъютант, кладя передо мной вопросник.

Я принялся заполнять его:

«Настроение войск: хорошее.

Состояние здоровья личного состава: хорошее.

Состояние лошадей: плохое».

– Господин майор, мы не можем так отвечать. Ваш предшественник всегда отвечал на все вопросы только «хорошо».

– Должно быть, вы не обращали внимания на лошадей. Когда я бывал на батареях, то всегда осматривал лошадей. Их состояние просто ужасное. И неудивительно – после зимней кампании да при таком скудном питании! Если мы сейчас получим команду выступать в поход, то большая часть лошадей, везя такой груз по здешним дорогам, через несколько дней просто падет.

– Господин майор совершенно прав. Но те, что наверху, просто не желают этого знать. Генералы хотят получать донесения, что у них в частях все в наилучшем порядке. Иначе их отзовут и на их место назначат других, которые будут докладывать так, как желают наверху. Если мы не будем этому соответствовать, то станем «неудобными» и вскоре почувствуем это на себе.

– Черт побери, да хоть у кого-нибудь в этой толпе остался характер? В прежнем рейхсвере от офицеров требовали достоверных донесений, даже если это звучало не слишком приятно. А теперь требуется только очковтирательство. На такое я не пойду!

– Господин майор, это нельзя так оставить.

– Пусть остается как есть!

Подъем, товарищи!

Неделя проходила за неделей, но ничего не происходило, хотя мы все ожидали приказа к наступлению. Однажды вечером я сидел с несколькими офицерами за грубо сколоченным столом нашей комнаты. Мы пили водку, комнату наполнял густой табачный дым. Говорили все разом:

– Так начнется что-нибудь на Кавказе или нет?

– Конечно, начнется. Для чего же тогда наш полк пополнили офицерами горной артиллерии? Это все для Кавказа, и мы там непременно будем. Не правда ли, господин майор?

– Вполне возможно.

– Господин майор, похоже, не особенно воодушевлен этим. Но ведь война в горах – ваша специальность.

– Именно поэтому я и представляю себе неслыханные трудности кавказской кампании.

– Однако господин майор уже побывал в боевых действиях в горах на Первой мировой войне и с честью вышел из них.

– Да, в Вогезах, Карпатах, Доломитовых Альпах [2] и на Балканах. Но нигде у нас не было столь растянутых и столь подверженных опасностям линий снабжения, как будут на Кавказе, и нигде горы не были столь высоки и неосвоены. А тут еще и состояние лошадей! Придется преодолевать неслыханные трудности.

2

Доломитовые Альпы – часть Восточных Альп между реками Адидже и Изарко на западе и Пьяве на востоке. Находятся в северо-восточной части Италии (а до 1919 г. в основном в составе Австро-Венгрии). С мая 1915 г. в ходе Первой мировой войны на территории Доломитовых Альп проходили бои между итальянской и австро-венгерской армиями. (24 октября – 9 ноября 1917 г. в ходе сражения при Капоретто итальянцы были разгромлены и отступили отсюда. – Ред.)

– Что ж, справимся и с ними, как уже справлялись со всеми другими на этой войне.

– Только подумайте, что нам предстоит увидеть, господин майор! Места, в которых десятилетиями никто из иностранцев не бывал!

(Перед войной, в период налаживания отношений между СССР и Германией (а также до 1914 г. и в 1920-х гг.), германские и австрийские альпинисты активно ходили по горам Большого Кавказа, хотя в основном в высокогорной его части. – Ред.)

– И большевизм будет окончательно повержен. Это же современный крестовый поход!

– Господа, вам все видится как заманчивое приключение. Это привилегия молодости. А я предвижу смертельную опасность. Надеюсь, это возрастное.

Дверь распахнулась. С порога нас громко приветствовал обер-лейтенант Лампарт, командир штабной батареи, возвратившийся из отпуска. На его добродушном веснушчатом лице была написана радость встречи с нами.

– Ну, как там дома?

– Как дела в Мюнхене?

– Прекрасно, чудесно, как в мирные времена. По-прежнему варят отличное пиво. Но это все для меня уже в прошлом. Да и не особенно важно. В штабе я слышал интереснейшую новость: скоро двинемся вперед! Кое-что уже в пути.

Он помолчал несколько секунд, чтобы произвести впечатление. Затем разжал губы и прошептал:

– Понтоны!

Выговорил он слово так, будто хотел сказать: «Бон-боны».

– Ага!

– Стало быть – форсирование.

– Форсирова-ни-я.

– А что скажет господин майор?

– Только одно: да сохранят свой оптимизм солдаты, идущие в атаку! Смерть и чума всем трусливым тряпкам!

– Браво!

И тут из первой комнаты для солдат воодушевляюще раздалась песнь: «Подъем, друзья, по коням, по коням!»

Бой за Изюм

Переправа

На следующий день у нас появился офицер из штаба полка и передал мне запечатанный пакет с приказом «совершенно секретно»! Я должен был провести на Северском Донце, юго-восточнее Изюма, а также на стыке нашего сегодняшнего участка фронта с соседями справа, рекогносцировку для определения наблюдательных пунктов и огневых позиций в порядке подготовки к форсированию реки.