Война на пороге твоем

Самохин Дмитрий

Внезапно нас накрыла большая тень. Дамир ударил по тормозам, подставляя зад своего автомобиля под удар, потом резко отвернул к съезду, выбираясь из аварийной ситуации.

— Что это было? — спросил я.

— Полицейский парус. Кого-то ищут, — сообщил Дамир.

— Могу предположить кого! — зло заметил я. — Оторваться шанс есть?

— Попробую, — равнодушно сказал водила.

Какой ему резон суетиться? Он человек подневольный. Заложник как никак… Я понимал, что ради нас рисковать своей шкурой он не будет.

Дамир свернул к съезду, вырулил

на нижнюю дорогу, встроился в поток и, проехав метров пятьсот, выбрался на подъем. Полицейский парус удалось миновать, но он находился неподалеку. У меня появилась возможность разглядеть это сооружение. Чем-то он напоминал двухметрового морского ската, распростершегося над городом. На спине парящего паруса-ската находилась яйцеобразная будка, внутри которой виднелись силуэты людей.

— Ищут… — пояснил Дамир.

— Можем обогнуть их незаметно? — поинтересовался я, изготавливаясь к бою.

— Попробую, — неуверенно пообещал Дамир.

Я стал высматривать удобную позицию, с которой смог бы вести огонь по парящей цели. Окинул взглядом салон автомобиля и заметил в крыше тонированный люк.

— Скажи, дорогой, а эта штука открывается?

— Да нет, он заварен, — попытался обмануть меня Дамир.

Я понимающе кивнул и саданул прикладом «Шершня» по люку. Он осыпался стеклянным дождем мне на голову. В салон ворвались свежий ветер и ароматы земных апельсинов и шоколада. Должно быть, мы проезжали мимо шоколадной фабрики.

Дамир взвыл от отчаяния, но от дороги взгляд не оторвал.

— Ты не боись, друг! Все в ажуре будет. Сходишь потом к местным копам, потребуешь компенсировать убытки. Думаю, они тебе не откажут. А будут ерепениться, сволочи, ты — в газеты, журналы, на телевидение! У вас есть телевидение? — попытался подбодрить Дамира Крысобой.

Я перевел. Реакции Дамира не последовало.

Уйти без проблем не удалось. Нас накрыли восемь поворотов спустя. Дамир сделал все, что мог, но полицейский скат оказался куда глазастее. Каким образом нас вычислили, для меня осталось загадкой. Возможно, вояки из больницы запомнили идентификационный номер захваченного нами автомобиля и передали его копам.

Нас вновь накрыла тень. Зазвучало заунывное пение, точно по нам уже справляли траур. Дамир пояснил:

— Это предупредительный сигнал. Вам предлагают сдаться.

— Обойдутся… — процедил сквозь зубы Марк. Лишь бы им не пришло в голову пригласить для нашей поимки полковой оркестр! Тогда точно придется сдаться. А управиться с полицией, засевшей верхом то ли на животном, то ли на непонятном летательном средстве, — несложно.

Не дожидаясь, пока сиреневые перейдут от предупреждений к делу, я вынырнул из люка, вытащил «Шершень», направил его на полицейский парус и дал короткую очередь. Брюхо скату я подпорол, но парус продолжал свой бреющий полет. Через минуту он огрызнулся. Перед колесами автомобиля разорвалось нечто, по силе равное ручной гранате.

Передок автомобиля подкинуло. Я ударился грудью о люк и, застонав, сполз в салон. Крысобой не пострадал, а вот Дамиру не повезло. Он, точно бабочка на иглу, налетел на рулевую штангу, когда, не рассчитав последствий, ударил по тормозам.

Я взглянул в глаза умирающему Дамиру. В них застыли боль и обида. Кровь пузырилась на плотно сомкнутых губах.

— В этом мире извращенное представление о безопасности! — сказал Марк, покидая салон. Я последовал за ним.

Уйти по открытой автостраде было невозможно. Прятаться в извилистых переулках также не имело смысла. Нам требовалось достигнуть окраины города. Тем более половину пути мы уже преодолели.

Тенью скользнул над нами полицейский парус.

— Что будем делать? — поинтересовался Марк.

— Конечно же сдаваться! — предложил я.

— У тебя отличная идея! — проворчал Крысобой. Я сделал два шага вперед. Бросил «Шершень» на асфальт и вскинул руки вверх, проорав:

— Сдаемся!!!

Марк последовал моему примеру. Только орать не стал — зло, сквозь зубы процедил:

— Ты псих, Ларс Русс!

— Не переживай. Сейчас повеселимся! — пообещал я.

Полицейский парус несколько раз скользнул над нашими головами тенью и пошел на снижение.

Я обернулся и увидел, что шоссейная трасса за нашими спинами пуста. Похоже, движение перекрыли.

Парус без труда опустился на трассу. Яйцо кабинки распахнулось, и из него выскользнули два сиреневых мундира. Они ринулись к нам, нацелив дула ружей в нас. Ружья напоминали помповые. Когда они приблизились, я резко опустил руки, выбросил вперед правую, запястье которой обвил «Змей», сжал кулак, и плазменное жало прожгло дыру в груди первого полицейского. Второй от неожиданности обмер. Чем и воспользовался Марк: выбил у него из рук ружье, подхватил с асфальта «Шершень» и, приставив автомат к голове сиреневого, заявил зловещим тоном:

— Теперь ты — наша лошадка!

Сиреневый не понял. Состроил любопытствующую рожу. Пришлось перевести. Услышанное ему не понравилось.

— Вы сошли с ума! Пресветлый Ратцаклятман покарает вас! Вам не дадут уйти. О захвате паруса немедленно сообщат, парус собьют! Вы — идиоты!

— О чем он там бормочет? — поинтересовался Марк.

— Кляцмана своего поминает, — перевел я.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Лучше жить сегодня, чем быть мертвым вчера, правильно?

Р. Шекли

Полицейский парус был соткан из необычайно прочного и тонкого материала, идентифицировать который мне не удалось. Ступая по нему, я ощущал, как проваливаются ноги, но ткань меня держала легко.

Задержанный нами полицейский сопротивления не оказывал. Покорно взошел на парус, добрел до кабинки, раскрыл дверь и забрался внутрь. Крысобой сел подле него. Я занял место позади.

Кабина, рассчитанная на трех человек, для нас с Крысобоем была тесновата. Когда сиреневый захлопнул дверцу, стало душно. Если бы я страдал клаустрофобией, то со мной обязательно случился бы приступ.