Война на Тихом океане. Авианосцы в бою
Шрифт:
Когда мы на рассвете поднялись с палубы авианосца, погода была не очень благоприятная. Высота облачности была всего 700 фут. Мы летели над самой водой и скоро увидели зеленые берега Японии, поднимавшиеся террасами горы, которые были усеяны пагодообразными домами. Когда мы подошли к Токийскому заливу, то увидели конвой в составе 40 транспортов – часть третьих амфибийных сил вице-адмирала Уилкинсона, – входивший в залив.
На аэродроме в Йокосука лежало много обломков японских самолетов, разбитых и сожженных во время наших воздушных налетов. При выходе из самолета меня встретили новый американский комендант аэродрома и его помощник. Это были кэптен Дакуорт, который был моим офицером по вопросам авиации на «Lexington» во время боя в Коралловом море, и коммандер
Я сразу же отправился на шлюпке к стоявшему на якоре недалеко от военно-морской базы «Missouri», где меня встретил адмирал Холси. Шла деятельная подготовка к церемонии капитуляции. Десятки высших офицеров всех национальностей – американцы, англичане, русские, китайцы, французы, канадцы, австралийцы, голландцы и новозеландцы – прибывали на «Missouri» по случаю этого исторического события. Адмирал Холси в своей каюте сообщил мне по секрету, что вскоре после капитуляции мне будет дано приказание идти с оперативным соединением через Панамский канал в Нью-Йорк на празднование дня военно-морского флота 27 октября.
На палубе, выходящей на полубак, у самой каюты адмирала Холси, был поставлен матросский обеденный стол, покрытый зеленой скатертью. К палубе была пристроена выступавшая за борт временная площадка, на которой могли разместиться 40 или 50 фотографов и корреспондентов. Погода была холодная, высокие облака закрывали небо, но по временам через них пыталось пробиться солнце.
Здесь присутствовали многие известные американские офицеры: генерал Уэйнрайт, адмирал Тэрнер, генералы Спаатц и Кении, вице-адмиралы Маккейн, Тауэре и Локвуд, генерал-лейтенанты Эйклберджер, Сэзерленд, Джайлс, Дулиттл, Гейджер и Туининг, контр-адмиралы Шафрот, Джоунс, Бири, Уилци, Бэджер и многие другие. Все американские офицеры были в рубашках хаки без галстуков, без орденов и без мундиров. Такой была наша форма во время боевых действий, и она была сознательно объявлена в этот день, чтобы японцы поняли, что им не оказывается никаких почестей. Иностранные офицеры были в повседневной форме.
Генерал Макартур со своим начальником штаба генерал-лейтенантом Сэзерлендом прибыл в 8.45 на эскадренном миноносце, который подошел к левому борту линейного корабля. Они вошли в каюту адмирала Холси, ожидая прибытия японских эмиссаров. Через 5 минут японские представители подошли к линейному кораблю на небольшом катере и пришвартовались у правого борта. Первым вышел из катера и поднялся по трапу напыщенный маленький человек в цилиндре, сюртуке и полосатых брюках, с тростью в руке. Это был Мамору Сигемицу, японский министр иностранных дел.
За ним следовали еще два человека в цилиндрах и сюртуках, один человек в белом гражданском костюме и шесть человек в армейских походных формах оливково-зеленого цвета с красными кантами. Японской делегации не было оказано никаких почестей. Никто не подал им руки, и они были встречены гробовым молчанием. Только любопытные взгляды были устремлены на этих людей, представлявших нацию, которая в процессе ведения войны опустилась до глубин варварства.
Сигемицу с трудом поднимался по трапу с помощью одного из сопровождавших его японцев. Это было единственное свидетельство его искусственной ноги, не считая того, что он хромал и опирался на палку. Второй член делегации, низенький плотный человек в армейской форме, был генерал Есидзиро Умедзу, начальник японского Имперского генерального штаба. На лицах всех японцев было мрачное выражение, словно они вкушали горечь поражения.
Японская делегация была проведена на небольшую оставшуюся свободной площадку перед столом, на котором лежали предназначенные для подписания документы. Кругом них на корабле толпились зрители. Высшие офицеры вооруженных сил союзников выстроились около находившегося в центре стола, а все остальное пространство, откуда можно было наблюдать за происходившим,
Генерал Макартур, адмирал Нимиц и адмирал Холси, находившиеся в каюте последнего, заставили японцев ждать их довольно значительное время. Я смотрел на японцев со смешанным чувством и думаю, что то же самое испытывали сотни других наблюдателей. Мое сердце радостно сжималось при мысли, что война окончена и что теперь наконец мы можем вернуться к нормальной мирной жизни. Но, с другой стороны, мои мысли возвращались к сотням и тысячам американцев, многие из которых были моими близкими друзьями или их сыновьями, отдавшим жизнь ради того, чтобы мог наступить этот день.
Спустя установленное время генерал Макартур, адмирал Нимиц и адмирал Холси вышли из каюты и встали за столом, повернувшись лицом к японской делегации. Были установлены микрофоны, чтобы весь мир мог слышать по радио все происходившее. Если не глаза, то уши всего человечества были обращены к этой сцене.
Генерал Макартур с суровым выражением лица выступил вперед и произнес следующую речь:
«Мы, представители главных воюющих держав, собрались здесь для заключения торжественного соглашения, при помощи которого может быть восстановлен мир. Спорные вопросы, связанные с расхождением идеалов и идеологий, решались на поле боя в различных частях света и, следовательно, не подлежат нашему обсуждению или оспариванию. Точно так же мы, представляющие большинство народов мира, не должны, встретившись здесь, выражать чувства недоверия, злобы и ненависти. Всем нам, как победителям, так и побежденным, скорее подобает вести себя с тем высоким чувством собственного достоинства, которое одно подходит для этой священной цели, какой мы собираемся служить, безоговорочно обрекая наши народы на верное выполнение тех обязательств, которые они здесь официально возьмут на себя.
Я выражаю самую горячую надежду, как, конечно, выражает ее и все человечество, что после этого торжественного события из кровавой бойни прошлого возникнет лучший мир, мир, основанный на доверии и понимании, мир, посвященный достоинству человека и осуществлению его самого горячего желания – гарантии свободы, терпимости и справедливости.
Условия, на которых должна произойти капитуляция вооруженных сил Японской империи, содержатся в документе о капитуляции, лежащем перед вами.
Как верховный главнокомандующий союзников, заявляю, что я твердо намерен в соответствии с традициями стран, которые я представляю, приступить к выполнению своих обязанностей с полной справедливостью и терпимостью, принимая в то же время все необходимые меры к тому, чтобы гарантировать немедленное, полное и точное соблюдение условий капитуляции.
Теперь я предлагаю представителям японского императора, японского правительства и японского Имперского генерального штаба подписать в указанных местах документ о капитуляции».
Сигемицу подписал акт первым, с трудом справляясь со своим пером. Тут рядом были два документа, переплетенные в большие книги, один на английском языке, другой на японском. Каждый представитель ставил свою подпись дважды – сначала в одной книге, затем в другой. Открыта была только страница подписей. После японского министра иностранных дел акт подписал генерал Умедзу, после чего представители противника отошли от стола.
Тогда генерал Макартур заявил, что он подпишет документ от имени всех союзных держав. Он ставил свою подпись по частям, пользуясь пятью перьями. Он попросил генерала Уэйнрайта и английского генерала Персиваля смотреть, как он будет подписывать. Уэйнрайт был взят в плен на Коррехидоре, а Персиваль – в Сингапуре в самом начале войны. С тех пор они находились в Японии и только недавно были освобождены. Их внешний вид свидетельствовал о продолжительном заключении. Генерал Макартур подарил каждому из них по одному из серебряных перьев, которыми он пользовался. Что касается трех остальных перьев, то, как я узнал впоследствии, одно он подарил командованию линейного корабля «Missouri», одно – президенту Трумэну и одно оставил себе.