Война «невидимок». Последняя схватка
Шрифт:
— Да, когда-то мне это представлялось чертовски заманчивым. Но теперь я вижу, что выгоднее бывает дать щуке поплавать. Скольких сообщников Витемы выловят благодаря тому, что нам не позволено его сразу обезвредить!
Утром Житков вскочил чуть свет. Найденова уже не было, и он тотчас отправился в порт. На «Марии» для него приготовили каюту, и стюард доложил, что капитан просит его к первому завтраку.
От шкипера Житков услышал то, что, впрочем, не было для него неожиданностью: Бэр так и пропал, по-видимому, закутив где-то на берегу.
Тут же шкипер сообщил и вторую новость, более неожиданную для Житкова: первый штурман не пойдет в рейс — он списывается с «Марии-Глории» и ложится в портовый лазарет.
— Он поранил себе бок, упав в трюм, — сказал шкипер. — Но, между нами говоря, действительная причина вовсе не в этой ране, а… — Шкипер посмотрел в глаза Житкову и грустно покачал головой: — Не очень-то приятно говорить это о моряке и своем соотечественнике, но, честное слово, мне кажется, что Майлса держит здесь, в порту, не рана, а страх…
— Чего же он боится, когда все его товарищи рядом с ним?
— Да, так рассуждает всякий моряк. Но у Майлса, говоря между нами, душа старой бабы. Ему всюду чудятся немецкие субмарины; в каждой консервной банке он видит перископ.
— А как вы смотрите на это дело?
Шкипер пожал плечами.
— Я моряк!
— Этим, конечно, многое сказано. Но я хотел спросить: как вы смотрите на консервные банки?
— Это зависит от того, что в них, — усмехнулся шкипер.
— Вот именно, — согласился Житков. — Когда мы снимаемся?
— К ночи… На траверзе Моржового будем еще в темноте.
— Почему вы вспомнили именно Моржовый? — спросил Житков.
— Говорят, что там, в минных полях, есть какой-то просвет, которым пользуются джерри. Невидимая субмарина всплывает и торпедирует корабли на караване…
К концу дня Житков решил сойти на берег, чтобы предупредить Найденова о списании Майлса и поручить штурмана попечению друга. Но Найденова в гостинице не оказалось. По словам коридорного, он забегал домой, но тут его ждала какая-то записка, подсунутая под дверь, и, прочитав ее, он тут же снова ушел.
Это соответствовало истине. Действительно, когда Найденов пришел домой, он нашел под дверью конверт:
«Саша, как можно скорее приходи в порт, конец десятого дебаркадера, между двумя последними пакгаузами. Жду с очень важными материалами. Не могу оттуда отлучиться. Приходи непременно. Павел».
На один момент Найденову показалось, что почерк не совсем похож на руку Житкова. Но мало ли в каких условиях приходится писать. Бывает, что напишешь еще и не такими каракулями!..
Найденов поспешил в порт.
По мере того как он удалялся от оживленной части порта, его обступала тишина. Слышался только хруст снега под ногами да изредка доносившийся вскрик буксирного гудка.
На середине пути, между стоянкой «Марии-Глории» и десятым причалом, предстояло миновать узкий проход — там, где ковш делает поворот.
Приближаясь к этому проходу, Найденов невольно огляделся. Вокруг — ни души. Проулок казался темной щелью. Найденов опустил руку в карман, нащупал револьвер и вошел в тень пакгауза…
Витема, которому здесь незачем было разыгрывать роль Бэра, уже больше часа стоял, прислонившись к стенке здания. Холод начинал пробирать его, но он боялся выйти из тени и осторожно переминался с ноги на ногу. «Получил Найденов записку? — думал он. — Решится ли пойти в назначенное место? И действительно ли тот, кого он здесь ждет, — Найденов? Ведь если его подозрения неверны, если он ошибся, то человек либо вовсе не придет, либо… Что может еще быть? А вот что: заподозрив что-то неладное, он явится не один, и тогда… Тогда нужно уносить ноги».
Витема услышал скрип шагов на снегу. Это были уверенные шаги человека, знающего свой путь.
Витема вынул бесшумный пистолет и отодвинул предохранитель…
…В половине девятого вечера над головой санитара в дежурке портового госпиталя раздался тревожный звонок. Санитар отложил газету и отворил дверь. За нею никого не было. Он хотел распахнуть дверь и выглянуть на крыльцо, но дверь во что-то уперлась. Санитар нагнулся и нащупал в темноте плечо лежавшего на крыльце человека. Невдалеке скрипели чьи-то быстро удаляющиеся шаги. Санитар хотел было последовать за уходящим, но раздумал и, втащив тело в приемную, крикнул:
— Товарищ врач, мертвеца подкинули!..
Черты бледного лица человека, лежащего на полу, не были знакомы санитару — он никогда раньше не видал Найденова.
Сон мистера Майлса
Витема шел быстро. Он миновал город, прошел выселки и остановился у последних домиков, вслушиваясь в тишину зимней ночи. Ничего, кроме одиноко брехавшей собаки, не было слышно. Витема подошел к покосившейся хибарке.
Окна и дверь были заколочены крест-накрест горбылями. Крошечный дворик завален хламом. Из-под снега выпирали поломанные ребра кроватей, спинки стульев, края ржавых бидонов. При малейшем прикосновении эта груда издавала предостерегающий гул.
«Юстус устроился правильно», — подумал Витема и постучал в дверь. Мейнеш отворил молча, без вопросов.
— Осторожно, — предупредил Мейнеш. — Здесь три ступеньки вниз.
— Нельзя сказать, чтобы у тебя было слишком уютно, — пробормотал Витема, оглядывая обстановку.
— С уютом я потерплю до «Кайзерхофа», а сейчас важнее безопасность.
— Можешь меня одновременно и поздравить и пожалеть, Юстус. В других обстоятельствах такой случай заслуживал бы бутылки «Купферберга»… Кого-то из преследователей больше не существует!