Война Ночных Охотников
Шрифт:
Прикрыв глаза, Алексей скользнул в темный переход, снова обогнув пару заболтавшихся посреди дороги женщин. Быстро и деловито зашагал вперед, словно опаздывая на важную встречу. Бесшумно скользя по битой напольной плитке, быстро, словно танцуя, прошелся вдоль стены, миновав стайку подростков, ускорился, и резко опустил руку, так, чтобы заточка из рукава упала точно в ладонь.
Последний шаг вышел слишком длинным, и Кобылин с размаха налетел на невысокого человека в сером плаще, на голове у которого красовалась настоящая мужская шляпа, бывшая в моде, наверно, полвека назад. Под мышкой человек нес коричневую папку из пузырчатого кожзама с толстой золотистой молнией. От тычка Кобылина
Мужчина зло глянул вслед хаму, вскинул руку и, придерживая шляпу, нагнулся за упавшей папкой. Но не успел ее коснуться – ноги вдруг подкосились, слабость волной разлилась по телу, дыхание перехватило от резкой боли в боку. Прохожий упал на колени, потянулся обеими руками к внезапно перехватившему горлу. Шляпа слетела с его головы, откатилась по грязной плитке к стене. Мужчина захрипел и повалился вперед, ткнувшись лицом в грязный пол. Две женщины, шедшие следом, дружно бросились к нему, засуетились, пытаясь поднять пострадавшего. Они не заметили, как правая рука мужчины, вытянутая вперед, словно в последней попытке кого-то ухватить, вдруг содрогнулась. Ногти почернели и выдвинулись вперед, на глазах превращаясь в подобие когтей хищной птицы. Это длилось всего лишь миг – краткий, как последнее дыхание. Потом тело прохожего дернулось, обмякло, руки расслабились. Черные когти медленно укоротились, превратившись в самые обычные, пусть и длинноватые, ногти с черными траурными каемками грязи. Одна из женщин, рывшаяся в сумочке в поисках телефона, глянула на подругу, а та, поняв, что произошло, охнула в полный голос.
Кобылин не услышал. Он был уже далеко. Оседлав велосипед, охотник гнал его обратно к вокзалу со всей скоростью, на какую только был способен. Он сорвался с цепи. Освободился, выполнив задание. Невидимый поводок, тащивший его за собой, как нашкодившего щенка, лопнул. И лишь ненадолго освободил его от обязательств, дав почувствовать призрачное ощущение свободы. Алексей не задержался, чтобы проверить свою работу, даже не оглянулся. В этом не было нужды. Он знал, что и на этот раз справился. Пусть у него нет длинной косы и черного балахона, но его удар, самый легкий и простой – смертелен. Ему лишь нужно обозначить путь, приоткрыть ворота в мир иной, туда, где нарушителя ожидает закон и окончательный порядок в облике тощей девчонки с белой прядью в черных волосах. А он, мелкий механизм антивируса этого мира, может двигаться дальше – к новой цели. Двигаться к новому заданию, кружась в бесконечном круговороте колеса закона. Он – Жнец, несущий смерть одним прикосновением, обреченный вечно скитаться по городам и весям, подобно охотничьему псу смерти.
Сжав зубы, Кобылин налег на педали, и велосипед выскочил на «зебру», – прямо на красной свет. Чудом разминулся с загудевшей машиной, Алексей обогнул невесть откуда взявшийся трактор и взлетел на бордюр. Не обращая внимания на гудение машин и отборный мат за спиной, охотник припал к рулю, ускорился и через пару секунд с визгом затормозил у ларька. Еще через миг он уже прислонил велосипед к стене – ровно в том месте, откуда позаимствовал его десяток минут назад.
Когда дверь начала открываться, охотник развернулся и быстрым шагом направился к вокзалу. За спиной раздался окрик – не грозный, больше недоуменный, с вопросительной интонацией. Мол – чего надо? Но Кобылин не обратил на него внимания. Ускоряя шаги, он нырнул в двери вокзала, быстро пересек зал ожидания с опустевшими креслами, и, наконец, сорвавшись на бег, выскочил на перрон.
Поезд уже тронулся с места и постепенно набирал ход. Зеленые
Впереди мелькнул темный проем открытой двери, и Кобылин, сорвавшись с места, бросился вдогонку за своим вагоном. В пару прыжков нагнал свою цель и ловко, без малейшей паузы, заскочил в распахнутую дверь, чуть не придавив к железной стене костлявую проводницу в синей форме. Та, пискнув от испуга, шарахнулась в сторону, но увидев знакомую небритую физиономию, облегченно вздохнула. Обернувшись, она захлопнула дверь вагона, а потом уж обернулась и выдала хаму по первое число.
– Виноват, – прижимая руку к сердцу, повинился Кобылин. – Кругом виноват. Ну, очень пирожков захотелось. Они тут копеечные, а так пахнут… Водка? Да ты что, милая! Хочешь, дыхну?
Проводница смерила пассажира суровым взглядом, потянула носом, и, на всякий случай погрозила длинным костлявым пальцем.
– Четыре часа, – сказала она. – Ох, бедовый ты мужик! Ссажу на следующей, так и знай!
– Как договаривались, – Алексей кивнул. – Мне ж только своих нагнать, я тут в уголке посижу.
Проводница снова потянула носом, но, не учуяв ничего подозрительного, хмыкнула, и вышла из тамбура, с грохотом захлопнув за собой дверь.
С лица Кобылина сошла виноватая ухмылка – медленно соскользнула, словно ненужная теперь маска. Выпрямившись, он прислонился к железной стене, уставился в окно на скользящие мимо дома с разноцветными крышами и застыл. Как памятник, как мраморное изваяние. Бесстрастный, безучастный, и почти безжизненный. Маленький винтик в огромном механизме, постепенно утрачивающий последние связи с человеческим существом, которым он когда-то являлся. Но отчаянно сопротивлявшийся этому процессу.
Отвернувшись от окна, Кобылин уставился на стену тамбура, выкрашенную серой краской, а потом устало прикрыл глаза. Ему предстоял длинный путь – тяжелый, невозможный, невероятный. Последнее задание, которое было непосильным даже для него. Особенно для него.
Но все-таки, он должен попытаться вернуться.
Домой.
На подземной стоянке было темно, и машины, выстроившиеся длинными рядами, тонули в полутьме. Пара ярких ламп над въездом служили своеобразными маяками, напоминая водителям, где здесь выход. Их призрачно-белый неровный свет растекался по силуэтам авто, отражаясь от блестящих, словно мокрых, бортов. Одинаково обтекаемые, гладкие, скользкие даже на вид, они напоминали рыб, выглянувших на свет из глубокого омута.
У бетонной колоны, высившейся в центре парковки, между двух машин, оставалось свободное место. Его заняли две фигуры – одна приземистая, широкая в плечах, напоминающая борца. Вторая, стоявшая рядом – высокая, хрупкая, тонкая, женственная.
Тишину стоянки разорвал хриплый рев мотора. Вдалеке вспыхнули ослепительные лучи, на мгновение затмив свет фонарей, и через секунду вынырнувшая из проезда машина скользнула между рядами, рассекая тьму светом фар, нарезая ее широкими пластами, словно жирное черное масло.
Машина – серый приземистый седан – остановилась у свободного места на стоянке. Двигатель выключился, но фары по-прежнему пылали белым огнем, вырезав из темноты ярко освещенный круг. Лязгнула дверца и на бетон выбрался человек. Высокий, худощавый, с редкой бородкой. В узкой кожаной курке, из-под которой выглядывала светлая водолазка, в джинсах и кроссовках, он походил на столичного модника, решившего вспомнить молодость. Щурясь, человек сделал крохотный шаг прочь от авто. Ему навстречу, из темноты, выдвинулись два призрачных силуэта.