Война Ночных Охотников
Шрифт:
– Почти год прошел, – пробормотал он, глядя перед собой. – Знаешь, Лен, порой мне так не хватает Лехи… Прям такая тоска изнутри берет. А потом думаешь – вот гад, столько дел наворотил. Сам сбежал, опять к какой-то великой цели, к сияющему недостижимому граду на холме. А нам тут дерьмо разгребать. Так бы и придушил мерзавца.
– Та же фигня, – отозвалась Лена. – Говорят, Гриш, это и называется любовью.
Григорий на подколку не повелся, медленно поднял взгляд на улыбающуюся охотницу, печально покачал головой.
– Не, – сказал он. – У тебя так не получается. Он
– Ну, извини, – резко отозвалась она. – Мы люди мелкие, обычные, не аватары какие-то там.
– Не обижайся, – Григорий улыбнулся и взял ее под локоть. – Это я так. От печали. С меня мороженка. Поехали за мороженкой, а? Давай, давай, садись, Лен. Давно я девчонок мороженым не угощал. Лет сто.
Охотница села в маленькую серую машину Дэу. Борода втиснулся на водительское сиденье, захлопнул за собой дверь, тронулся с места.
За отъезжающей машиной из темноты следила сотня крысиных глаз. Они были готовы ждать. Они тоже знали – это лишь начало.
Пройдя сквозь рамку безопасности в зоне прилета, он быстрым и уверенным шагом двинулся к выходу из аэропорта. Пассажиры толпились у табло, брели с тяжелыми чемоданами к стойкам регистрации, занимали очередь к упаковщикам клади. Это маленькое людское море непрестанно шевелилось и плескалось, бессистемно, хаотично. Но человеку это не мешало, – он шел по прямой, к огромным стеклянным вращающимся дверям. Пружинисто, целеустремленно, не глядя по сторонам. И ни разу ни с кем не столкнулся.
Человек был чуть выше среднего роста, собранный, чуть округлый. В спортивном костюме он бы сошел за борца или тяжелоатлета, но сейчас на нем был темно зеленый, почти черный, деловой костюм. Белая рубашка, галстук, на ногах блестящие туфли с тонкими шнурками. В левой руке – небольшой черный дипломат, в котором могли поместиться разве что пара папок с документами. Мощный подбородок, чуть выдававшийся вперед, был гладко выбрит, узкие губы сжаты, глубоко посаженные глаза смотрели твердо и уверенно. Светлые, почти соломенные волосы зачесаны назад и тщательно уложены. На левом запястье тускло блестят большие часы.
Не спортсмен – скорее бизнесмен, возвращающийся из деловой командировки. Очень уверенный в себе, проводящий в спортзале не меньше времени, чем в офисе, считающий потребляемые калории, и ценящий свое время на вес золота.
У самых дверей ему навстречу двинулись сразу несколько таксистов, дежуривших у входа. Человек не замедлил шага – наоборот, ускорился. Первый водитель вовремя отшатнулся и человек с дипломатом нырнул в открывшийся проход. В мгновенье ока он оставил за спиной таксистов, – тут же переключившихся на следующую жертву, – и очутился на улице.
Сделав пару шагов по асфальту, он ловко обогнул багажную тележку, невесть откуда возникшую на пути, миновал семейную пару с рыдающими детьми, проскочил между двумя зазевавшимися носильщиками и вышел к бортику. Быстрым шагом двинулся вдоль него, не обращая внимания на окружающих, спустился вниз, по наклонной дорожке. По пешеходному переходу перешел на другую сторону дороги – прямо перед носом желтого Логана, – пересек разделительную полосу и остановился. Медленно развернулся, вскинул руку и взглянул на часы.
Тот час, словно по сигналу, прямо перед ним остановился черный Ауди, вынырнувший из потока сигналящих машин. Человек с дипломатом открыл заднюю дверцу, опустился на сиденье. Машина тронулась с места ровно в ту секунду, когда закрывшаяся дверца щелкнула замком.
Человек положил дипломат на колени и уставился прямо перед собой – на спинку водительского сиденья. Водитель, не сказавший ни слова, даже не обернулся. Пассажир тоже промолчал.
Всю дорогу он так и просидел – равнодушно уставившись в кожаную поверхность сиденья перед собой. Он ни разу не повернул головы, сидел молча, лишь ровно и бесшумно дышал, как механизм перешедший в режим ожидания. Все два часа, которые черный Ауди потратил на дорогу из аэропорта в центр, в салоне царила тишина.
Лишь когда машина, поблуждав в лабиринте узких улочек, подъехала к входу в небольшой отель, расположившийся в самом центре города, в неожиданно тихом месте за спиной у здания МИДа, человек с дипломатом оторвал взгляд от сиденья. Он быстро глянул в окно, осмотрел огромное крыльцо с большим козырьком и сияющей неоном надписью, замер на секунду, словно фотографируя глазами окружающую местность, и снова замер.
Когда машина остановилась, человек быстро открыл дверь, пружинисто ступил на старый асфальт, обогнул Ауди и двинулся к широким ступеням крыльца. Автомобиль тронулся с места, едва закрылась дверца – вся высадка пассажира заняла не больше пары секунд. К тому времени, как он подошел к стеклянным дверям, Ауди уже скрылась из вида.
Войдя в неожиданно огромное фойе, блестящее хромом и стеклом, гость, проигнорировав распорядителя с бейджиком, двинулся сразу к лифтам. Его уже ждали – высокий седой старик, в черном костюме, чем-то напоминавший хищную птицу. Человек с дипломатом подошел ближе и стал рядом со стариком. Они не обменялись даже взглядом – просто молча дождались лифта. Первым в него вошел встречающий, потом гость. Когда кабина подняла их на третий этаж, старик вышел первым и двинулся по длинному пустому коридору, мягко ступая по узорчатой дорожке. Он даже не оглянулся проверить – следует ли за ним посетитель. А он следовал – мягко двигался следом, бесшумно и аккуратно ступая за провожатым.
У двери из темного дерева, не отмеченной никаким номером, старик остановился, аккуратно распахнул дверь и придержал ее перед гостем, вошедшим в номер.
Комната напоминала зал для приемов. Большое окно, в центре стол с цветочными вазами, у него два кресла, у стен пара кожаных диванов. Тускло-бардовые обои, напоминающие дорогой бархат, строгий, без рисунка, паркет. В стенах белые двери, ведущие в соседние комнаты. Не номер, а приемная.
Человек в черном костюме, повинуясь жесту провожатого, прошел в комнату, уселся на один из диванов, положил дипломат себе на колени и застыл, привычно глядя прямо перед собой. Старик взглянул на часы, прикрыл дверь в коридор и остался стоять у нее, словно караульный.