Война по понедельникам (сборник)
Шрифт:
— Почему я? Почему мне? — вопрос прозвучал естественно.
— Это проверка, милая моя. Чтобы стать одной из нас, ты должна делом доказать свою верность идеалам Пресветлой Империи. А что лучше закрепляет верность делу, как не кровь, пролитая во имя его? Не бойся, это совсем не страшно — уничтожить негодяя, врага Империи. Это противно, но не страшно. Возьми пистолет.
Вера медленно протянула руку, коснулась пальцами рукояти.
Со стороны внимательно наблюдал за ней пытчик Протасий. Когда Александра фон Больцев убрала футляр, а пистолет остался у Найденовой в руках, Вера краем глаза заметила, как Протасий многозначительно подмигнул ей и осклабился. Он не доверял ей с самого начала — она это знала — и он же, без сомнения, был одним из инициаторов этого кровавого теста, испытания на верность.
«В каких романтических тонах описывается
Она снова искоса взглянула на Протасия. Тот ухмылялся, не догадываясь, что его в скором времени ждет. Вера вспомнила, как он зажимал ее в углу, вспомнила его потные руки, как елозили они у нее под блузкой, изо рта у Протасия пахло: запах чеснока и перегара, как наваливался на нее, шепча: «Ну давай, давай, девочка. Я смерт, ты тоже смерт. К чему нам условности? Один раз живем», его детородный орган распирал узкие брюки — он был отвратителен. Вера ударила его наотмашь, вложив в удар не только личное свое отвращение, но и ненависть, скопившуюся за те десятки часов пыток, на которых ей пришлось против воли присутствовать. Он отшатнулся. Камень на перстне (прощальный подарок Михаила) рассек ему щеку. Он отступил с кривой ухмылкой. «Посмотрим, сучка, — сказал он, усмиряя свое частое возбужденное дыхание. — Еще посмотрим».
Тогда он ушел. А вот теперь это неопределенное «посмотрим» обернулось оружием в ее руке, и холодный приказ не оставлял Вере выбора.
«Но выбор всегда есть», — подумала она.
Так ее воспитывали. Выбор всегда есть.
Она приняла решение. Она будет стрелять. Но не в пленных. В конце концов, они такие же жертвы, как и она — растоптанные тяжелыми сапогами судьбы.
— Пойдем, милая, — сказала Александра фон Больцев. — И не забудь снять эту штуку с предохранителя.
Вера кивнула.
Азеф распахнул перед ними тяжелую дверь, и знакомый, ставший почти привычным за неделю тяжелый запах боли и нечистот окутал Веру Найденову.
Они — баронесса, Вера, Протасий и Азеф — вошли в подвальное помещение, расположенное в четырех с половиной метрах под уровнем мостовой в основании трехэтажного здания торгового предприятия «Петерсити-лоск», одного из многих процветающих предприятий города, богатого и знаменитого своими каналами, культурными памятниками и безотходными технологиями, самого блистательного города реальности ISTB-01.14.S. Больше месяца БДСН (Боевые Дружины Специального Назначения) Клуба Альтруистов и Гвардия Пресветлой Империи готовились к вторжению в этот благополучный мир. Более полугода разведки и контрразведки обеих сторон с переменным успехом вели между собой тайную войну на арене из двух десятков реальностей. И теперь, когда были закончены последние приготовления, проведены рекогносцировка и мобилизация, запасены тонны оружия, топлива и провианта; теперь, когда были продуманы и проработаны всевозможные тактические и стратегические планы, сценарии развития боевых действий; теперь, когда идеологи, агитаторы и демагоги, послушные воле хозяев, отвернулись и на время прикрыли рты, дабы не мешать грубым утехам экспансии — теперь войне суждено было стать явной, а благополучному миру ISTB-01.14.S — первым полем боя этой войны.
Ни баронесса Александра фон Больцев, ни пытчик Протасий, ни Вера Найденова, ни уж тем более Милорд или Игорек — этого не знали и не могли знать. Как и многие другие (пятеро из миллионов) они являлись разменными пешками в большой игре, и про их собственную маленькую войну давно забыли те, кто, закуривая вонючие трубки, рассаживался вокруг шахматной доски. Эти пятеро находились в подвале, на глубине четырех с половиной метров, готовились к расправе, и в то же самое время над городом во внезапно расцвеченном искусственными радугами небе появились боевые самолеты Дружин Клуба и Гвардии; а по улицам, за секунду до того мирным, живущим обычной благоустроенной жизнью, загрохотали, залязгали траками тяжелые боевые машины. Эфир в один момент наполнился кодированными сообщениями, полукодированной информацией и просто приказами открытым текстом по прямой связи, а также — зондирующими сигналами радиолокационных систем, электромагнитным треском от постановщиков помех, шорохом отраженных волн.
Разменные пешки не видели ничего этого, они продолжали свою маленькую войну.
Когда загремели засовы, и дверь, проскрипев на петлях, открылась, Игорь, щурясь, встал. Этим утром ему приснился сон. Ему снилось, что он, Игорь Бабаев, умер. А точнее, его убили. Во сне друг Игоря (сквозь сумрачную дрему Бабаев пытался вспомнить его имя, но оно ускользало, не давалось) стрелял из автомата. В него, в Бабаева. Вспышки выстрелов четко выделялись на фоне багровых драпировок; Игорь видел пули, их медленное движение по заданной пороховыми газами траектории; он хотел уйти в сторону, но тело оцепенело, не слушалось панических приказов мозга; и пули так же плавно, медленно вошли в него, разорвали грудь и живот в мелкие клочья. Хлынула ниагарой кровь — целое море крови. «Сколько ее много», — успел подумать Игорь перед тем, как мягко осесть на пол. А друг-стрелок (Сева — вот как его звали) улыбнулся, качнул головой и сказал: «Вольно, лейтенант!». Игорь закричал от невыносимой боли и проснулся. Он проснулся в темноте подвала, в поту, ощущая боль нанесенных пытками ран, и понял вдруг, что умрет сегодня. Это открылось ему с прозрачной ясностью, но он вовсе не испугался и даже горечи не испытал. Не раз уже, когда сталь пыточных инструментов касалась его тела, он просил смерти. Не умея молиться, не веруя в Бога, он просил смерти у мира, у Вселенной, у судьбы и у своих мучителей. И скорый ее приход казался ему желанным. А теперь он твердо знал, что умрет, что пыткам конец, и единственное осталось, беспокоившее его, как бы умереть достойно.
Он размышлял об этом несколько часов под стоны Милорда, но додумался только до того, что надо будет встать и принять смерть с гордо поднятой головой. И когда дверь наконец открылась, он встал вопреки сгибающей боли, помогая себе руками и сначала на колени, а потом по стене и выпрямился во весь рост. От слабости его повело, качнуло, но он, стиснув зубы, восстановил равновесие.
Мучители вошли. Две женщины, седой охранник, которого Бабаев так неудачно пытался нейтрализовать, и главный палач, знакомо жмурящийся и потирающий руки. У одной из женщин, у переводчицы, был пистолет. Она смотрела, опустив голову, в пол. Волосы падали ей на лицо, закрывая глаза, однако сомневаться не приходилось: именно ей поручено убить Игоря и Милорда. Осознав это, Игорь испытал облегчение: почему-то ему оказалось легче принять смерть от руки девушки-переводчицы; она вызывала у него, пусть скомканную болью и ненавистью, но самую искреннюю симпатию. А еще — он жалел ее. Бабаев испытывал желание сказать что-нибудь приличествующее случаю, что они, то есть пытчики, могут сломать его тело, но им никогда не сломать его дух, но он жалел девушку, он догадывался, что ее заставляют убивать против воли, и промолчал, чтобы облегчить ей это дело.
Вооруженные силы Клуба Альтруистов и Пресветлой Империи сходились на поле боя. Каждая из участвующих в конфликте сторон располагала совершенно достоверной информацией о том, что ее противник имеет в арсенале ядерное тактическое оружие. Нетрудно было предположить, что в случае каких-либо осложнений (провала наступательной операции, например) противник не замедлит пустить его в ход. Следовательно, появилась и требовала обдумывания идея превентивного удара. Обдумывание не заняло много времени ни у одной из сторон. Впрочем, первым нанести превентивный удар принял решение все-таки главнокомандующий Гвардии Пресветлой Империи генералиссимус Дмитрий фон Голь.
Вера подняла пистолет в вытянутой руке. Направила его в сторону Игоря Бабаева. На миг она и Игорь встретились взглядами. В глазах Бабаева не было страха смерти. Он ничего не сказал ей, не проронил ни звука.
Вера не колебалась ни секунды. Она подняла пистолет выше, одновременно всем корпусом поворачиваясь к разведчикам Империи и ловя мушкой ненавистную ухмыляющуюся рожу Протасия. И надавила на спусковой крючок.
Ничего не произошло. Лишь сухо щелкнул боек пистолета.
— Вариант «Черный тюльпан»! — пронеслось сквозь эфир открытым текстом.
— Есть «Черный тюльпан», — приняли распоряжение главнокомандующего к исполнению начальники штабов, одинаковыми жестами подзывая адъютантов.
— Есть «Черный тюльпан», — приняли распоряжение главнокомандующего командиры бомбардировщиков, одинаковым, отработанным до автоматизма движением рук в черных перчатках сбрасывая колпачки предохранителей и вставляя ключи в одинаковые гнезда.
— Есть «Черный тюльпан», — приняли распоряжение главнокомандующего командиры тяжелых боевых машин, одинаковым, отработанным до автоматизма движением пальцев перекидывая одинаковые тумблеры и тем замыкая системы герметизации своих машин.