Война под терриконами. Донецкий сборник
Шрифт:
Батарея гаубичного самоходного артиллерийского дивизиона, а в народе просто ГСАДН, представляла собой довольно пёстрое сообщество, состоявшее из бывших заключённых, как и сам командир, а также простых шахтёров и металлургов, людей с высшим образованием и молодёжи, которая только-только встала из-за школьной скамьи. Служили в батарее и бывшие милиционеры, с которыми в одном экипаже в бой ходили «джентльмены удачи» с татуированными перстнями на пальцах. Бывший учитель математики мог подчиняться в расчёте сержанту, не имеющему за спиной ничего, кроме аттестата зрелости. Молодого учёного-серпентолога война поставила заряжающим, а бывшего офицера Госавтоинспекции посадила за рычаги механика-водителя в звании сержанта.
Но у всех было одно общее обстоятельство, ставившее три десятка разновозрастных мужчин в единый строй равных
Большим авторитетом среди уже бывалых ополченцев пользовался водитель «Урала» Николай Николаевич. Позывной ему дали также с уважением – Коль-Коля или Коляныч. Человек он был безотказный в любой помощи. Когда-то задолго до войны он отбил от наркоманов соседскую девчонку и в порыве ярости отправил в мир иной одного из ублюдков, потерявших всякий человеческий облик. Несмотря на то что Коля был из бывших зэков, в батарее вёл себя достаточно вежливо и часто усмирял блатные и камерные закидоны некоторых сослуживцев. Татуировок Николай Николаевич не имел, кстати, как не имел их и Котов, хотя оба отсидели достаточно длительные сроки и среди «сидельцев» были в большом авторитете.
Редко, но на войне встречаются люди, которые не отменяют свою интеллигентность даже в окружении грубости и нарочитого хамства. Таким был старший офицер батареи лейтенант Воробьёв Александр, которому не надо было придумывать позывной нарочно. Воробьёв – значит Воробей. К любому старшему по возрасту он обращался на «вы», и его трудно было переиначить. Командирская деликатность его выражалась в вежливой настойчивости, когда солдат понимал, что другого повторения приказа лучше не допускать, – дороже выйдет. Высшее образование, полученное незадолго до войны, оказалось кстати, когда он пришёл в военкомат, где срочно набирали курсантов в Ростовский учебный центр для подготовки офицерского состава.
Самой главной головной болью, кроме войны, конечно, у Саши был родной отец, живший одиноко в Макеевке после смерти жены. Ещё не совсем, казалось, старый человек, овдовев, очень быстро начал терять интерес к жизни и бытию, сузив каждодневное общение дворовыми собутыльниками, потихоньку пропивая вещи из квартиры. Воробей какое-то время навещал отца в свободное от службы время, но когда батарея выдвинулась на огневую позицию, ему ничего не оставалось, как забрать родителя из дома прямо на службу. Ему была предоставлена отдельная палатка со спальным мешком и рабочее место на кухне, где всегда могли пригодиться дополнительные руки для заготовки дров, чистки картофеля, мойки посуды и тому подобного.
Так они и жили на позиции – лейтенант Саня Воробей и его отец Сан Саныч Воробьёв. И не было в этом ничего необычного или предосудительного. Просто сын оберегал отца.
Не так часто к началу третьего года войны на Донбассе в пёстром личном составе Народного ополчения встречались добровольцы из России. В батарее Котова такой был один – с позывным Чалый. В подразделении он появился недавно и пришёл в него из тягловой артиллерии Д-30, успев побывать в тяжёлых боях 2015 года на том же участке, который сейчас занимали «саушки» первой батареи ГСАДН. Всегда опрятный внешний вид, неподдельная выправка и по уставу выдержанная речь сеяли в сослуживцах подозрение об офицерском происхождении этого заряжающего. Однако время, солдатский быт и постоянная боевая обстановка выравнивают всех на этом клочке земли, не только ведущем губительный огонь по врагу, но и всегда открытом для поражения не менее страшным и смертоносным огнём противника.
Страшно ли на войне? Страшно! Но и страх притупляется, когда понимаешь всю его бессмысленность или просто устаёшь бояться. Как устаёшь от всего обыденного, повторяющегося изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Такова парадигма войны как одного из отрезков человеческой жизни. Не каждому этот отрезок выпадает, но кому «повезёт», ценят жизнь намного дороже. Война даёт очищение… Очищение от грехов, как после исповеди перед Всевышним, как покаяние перед Вечностью, когда грешник сверх всякого чаяния становится благочестивым праведником.
Серёга с позывным Белый относился именно к этой категории мужчин. Три-четыре отсидки ещё с малолетнего возраста – вся его «трудовая» биография, разбавленная войной, которая началась для него сразу за воротами колонии весной четырнадцатого. Не раздумывая долго и не имея более-менее порядочных альтернатив, Сергей отправился вслед за Котом и прошёл с ним к лету 2016-го бок о бок все мыслимые и немыслимые тяготы и перипетии. В быту скромен, в общении сдержан, в бою профессионален, к спиртному почти равнодушен. Семьи, в смысле жены и детей, у него не было, поэтому в увольнения не очень рвался, предпочитая лежать в тенёчке или на кровати в расположении с первой попавшейся книжкой. Почему он носил такой позывной, никто никогда его не спрашивал, и даже Кот, пролежавший с ним на соседней шконке в одном бараке не один год, ничего не рассказывал. Люди такого сорта не выносят секретов друг друга без надобности и без разрешения.
Зато командир батареи хорошо знал и ценил в Сергее настоящее чувство товарищества и ответственности за порученное дело, которое он показал в боях под Дебальцево в феврале и в сражении по сдерживанию крупного прорыва со стороны Гранитного в жарком августе того же пятнадцатого года. Тогда они неуловимым образом для себя перешли из положения тюремного приятельства в состояние боевого товарищества. Это ценили оба, но командир первого орудия САУ 2С1 «Гвоздика» Серёга Белый особенно.
Однако не все принимают трансформацию жизненных обстоятельств одинаково, и не каждому суждено преобразоваться согласно новым реалиям. Другому Серёге с позывным Синий подобные эволюционные перепады были не под силу, и он не очень стремился вслед за Белым «переобуться» из тюремных ботинок в солдатские берцы, хотя переход от лагерной баланды к армейской тушёнке с гречкой они совершили вместе в один день. В целом Синий также слыл хорошим бойцом и ловким заряжающим в расчёте Белого, но бессильное пристрастие к алкоголю и нежелание отказаться от понятий тюремной жизни в пользу законов боевого братства становились часто поводом для всякого рода канительных заварух, после которых Сергей Синий долго ходил с опущенной головой, словно стыдясь собственных дурачеств и синяков вокруг глаз, которые не успевали проходить. Синий – он и есть Синий.
В один день с Чалым в батарею был зачислен Виктор Грек, успевший побывать в концентрационном лагере в мариупольском аэропорту под названием «Библиотека». Его взяли ранней осенью четырнадцатого, когда город был оставлен ополченцами и туда вошли нацисты «Азова» и «Айдара». Подполье было быстро раскрыто, а многие активисты «Русской весны» арестованы по навету соседей, участковых милиционеров и даже родственников. Линия фронта в гражданскую войну часто проходит прямо внутри семей, разделяя братьев, сестёр и даже родителей с детьми. Пережил подобное и Витя, но год концлагеря не смог его надломить, лишь укрепив в осознании собственной правоты. Конечно, его склоняли к сотрудничеству, конечно, предлагали свободу в обмен на работу провокатором в нашем тылу, но вспоминая все эти «беседы» и потирая перебитое колено, Виктор начинал один и тот же анекдот: «Сидят хохлы за столом, борщ с салом и пампушки с чесноком жрут. Вдруг встаёт сын и громко заявляет: „Усё, батька, не хочу бути хохлом. Буду зараз русским!“ Батя встаёт, срывает с малого одёжу и с голой жопой на мороз выгоняет. Ну, стоит тот пять минут, десять, а на пятнадцатой стучит в дверь. Весь дрожит. Отец заводит того в дом и спрашивает: „Ну, шо надумал, придурок?“ А тот в ответ: „Надумал, надумал. Только пятнадцать минут русским побыл, но понял всё“. Батька: „А что ты понял?“ А сын ему: „Какие же вы, хохлы, все пид…сы!“».
Через неделю после выхода батареи на позицию прибыло пополнение из мотострелкового девятого полка из-под Новоазовска. Все знали, что в «девятке» служить «не фонтан». Частые вылазки нацистов в районе Широкино и в Безыменном, наглые захваты заброшенных сёл в серой зоне вынуждали выдвигать навстречу зарвавшимся вражеским группам наши боевые отряды. Не всегда подразделения возвращались в полном составе, а в некоторые дни завязывались тянувшиеся несколько суток стрелковые контактные бои с большими потерями с обеих сторон. Даже весной шестнадцатого года в разговорах на перекурах, когда упоминали новоазовский полк, часто возвращались к посёлку Широкино, более пятнадцати раз переходившему из рук в руки только в одном июне 2015 года. Парней тогда полегло немерено. А разве есть мера трагедии каждой семьи, потерявшей близкого человека: отца, сына, брата, сестру и даже жену? Да, уважаемый читатель, в донецкой ополченческой армии женщина с оружием в руках, за фракционами танков или за рулём военных «Уралов» была явлением прозаично обыденным и заурядным, хотя и не лишённым некоторой задымлённой поэтичности.