Война призраков
Шрифт:
– Да, наверное, – Рышард поднялся из-за стола. —
Всего хорошего!
– До встречи, – дружелюбно кивнул Эрлингмарк, а Кокс помахал рукой. Прочие ограничились кивками.
– Я верю, что разум предков поможет вам принять правильное решение, – пожимая руку, у самой двери напутствовал Рышарда хозяин дома, – и мы еще не раз увидимся!
– Надеюсь, – вяло ответил молодой социолог и вышел на улицу.
19 октября 2219 года летоисчисления Федерации
Земля, Сан-Антонио
– Нет,
– Да, понял, – кивнул тощий юноша, черные волосы которого торчали, напоминая небольшой взрыв. – Но, может быть, все же примете?..
– Нет! – Крачковский почувствовал, что превращается в чайник, который вовремя не сняли с плиты. – Идите и переделывайте!
Процесс преподавания, выглядящий со стороны синекурой, оказался далеко не легким делом. Выпроводив упертого студента (а ведь этот далеко не из худших!), Рышард вытер лоб и посмотрел на часы.
До окончания приемного времени оставалось всего пятнадцать минут. Нужно вытерпеть совсем немного!
Поэтому когда входная дверь чуть слышно скрипнула, Рышард едва не застонал. Как оказалось, зря. Это был всего-навсего Эрлингмарк.
– Привет, – сказал он. – Ты живой?
– Скорее нет, чем да, – ответил Рышард. – Но искренне надеюсь, что больше сюда никто не заявится. Заходи.
Ральф занял тот стул, на котором только что сидел студент, сделал наивные глаза и спросил жалобным голосом:
– Мистер Крачковский, вы примете мою работу?
– Ни за что! – ответил Рышард сурово, и оба расхохотались.
– А если серьезно, то что ты решил? – Шутливое выражение мигом слетело с лица Ральфа. – По поводу предложения Роберта…
– Еще не решил, – пожал плечами Рышард. – Одно дело – просто не любить негров или азиатов, а другое – посвящать время отвлеченным размышлениям на эту тему. А ты почему слушаешь Фонти?
– Обычная жизнь безумно скучна. – Ральф почесал подбородок. – Рутина превращает тебя в мелкое колесико огромной социальной машины, в которой ты должен безостановочно крутиться до самой смерти. Ты, в силу молодости, этого пока не ощутил, но скоро почувствуешь. А проекты Роберта дают ощущение причастности к чему-то значительному, стоящему выше обычных человеческих желаний и мыслей! Ты включаешься в борьбу за интересы своей расы и всего человечества тоже. Это куда увлекательнее, чем посвятить всю жизнь студентам, которые перестанут вспоминать о тебе, уйдя из университета, и исследованиям, результаты которых забудут через три года!
– Ты верно говоришь, – кивнул Рышард. Профессор Фонти действовал точно так же, как основатель любой секты – заманивал людей обещаниями избавить их от обыденности. – А если я откажусь, что будет?
– Ничего. – Судя по удивленной физиономии Эрлингмарка, подобный исход даже не приходил ему в голову. – Упустишь шанс, и все. Второго приглашения не последует.
– Тогда, наверное, есть смысл
22 октября 2219 года летоисчисления Федерации
Земля, Сан-Антонио
– … и клянусь хранить в тайне дела клуба, членов его и свои собственные, – голос профессора Фонти звенел, а от невысокой фигуры исходила такая властность, что ее хватило бы на нескольких генералов.
– … и клянусь хранить в тайне дела клуба, членов его и свои собственные, – повторил Рышард, ощущая, что участвует в каком-то диком древнем ритуале. – И пусть сожрут мою печень черви, а труп осквернят псы, если нарушу я эту клятву!
– Прекрасно! – Фонти утер блестевший от пота лоб. – Теперь вы, мистер Крачковский, полноправный член нашего клуба!
Профессора, доктора социологии, утонченного интеллектуала не смущала совершенно идиотская клятва, которую он только что принял.
Прочие члены «дискуссионного клуба» дружно захлопали.
– Господа, занимайтесь своими делами, – сказал Фонти, когда аплодисменты стихли. – А мне, как полагается по правилам нашего клуба, предстоит провести вступительную беседу. Пойдемте, мистер Крачковский.
Вслед за хозяином дома Рышард покинул зал со старинной мебелью и тканью на стенах и оказался в небольшой комнате, единственными элементами обстановки в которой были два кожаных кресла.
– Садитесь, – предложил Фонти.
Кресло заскрипело, принимая в себя гостя.
– Итак, я должен изложить историю вопроса, которым мы в основном занимаемся в нашем клубе. Я имею в виду научный расизм. – Под пылающим взглядом Фонти Рышард чувствовал себя достаточно неуютно. – Причем термин «расизм» не несет для нас отрицательного содержания. Он просто означает объективное признание различий между расами. Надеюсь, что вы это понимаете?
– Понимаю, – кивнул Рышард. Какие-то древние инстинкты сладко нашептывали ему из глубины души, что так приятно верить в то, что ты выше и лучше других в силу всего лишь цвета кожи…
– Первая расовая теория изложена еще в Библии, – продолжил тем временем Фонти. – В трех сыновьях Ноя – Симе, Хаме и Иафете – видели праотцев трех ветвей человечества, или трех «рас»: от Иафета пошли белые, или европейцы, от Сима – семиты, а от Хама – негры. В русле этой мифологии Георгий Хорниус в тысяча шестьсот шестьдесят шестом году писал о трех расах – яфетской, семитской и хамитской. Позже появились работы Бернье и «Система природы» Линнея. Число расовых классификаций, предложенных антропологами, очень велико. Так Эммануил Кант разделил человечество на четыре расы: «белую», «негритянскую», «монгольскую» и «индийскую». Согласно французскому анатому Кювье, человеческих рас три – белая (кавказская), черная (эфиопская) и желтая (монгольская). Андерс Ретциус признавал существование только двух рас – долицефальной (с удлиненным черепом) и брахицефальной (с коротким черепом), а Иоганн Фридрих Блюменбах насчитал пять рас – кавказскую, эфиопскую, американскую, монгольскую и малайскую.