Война с невидимым врагом
Шрифт:
Как провести время до встречи с Хендерсоном тоже проблема: болтаться взад и вперед по главной улице два часа значит привлечь к себе внимание, а этого он хотел меньше всего. Он решил эту проблему, спустившись к озеру и начав прогуливаться по берегу, изображая праздного туриста. Когда это наскучило, он вернулся в город, но ему надо было деть куда-то еще полчаса. Он решил еще раз подкрепиться в кафе, где он уже был.
— Кофе с молоком и сандвич с ветчиной.
Хозяин подошел и бесцеремонно поставил заказ на стол.
— Шестьдесят центов.
Потом он бросил счет на прилавок и принялся наводить порядок на задних полках.
Ровно в восемь часов Брансон позвонил в боковую дверь магазина. Хендерсон открыл дверь сразу, провел его в гостиную и указал на мягкий стул. С непроницаемым лицом, он устало сел напротив, закурил сигарету и заговорил первым.
— Хочу предупредить тебя, Брансон, что эту музыку я слышал уже раньше. Ее исполняли уже два-три раза и все для моей же пользы, — он выпустил в воздух струйку дыма и задумчиво посмотрел, как она растворяется в воздухе. — «Твоя работа на оборону приносит тебе кругленькую сумму в год. Разве этот затхлый магазинчик приносит тебе столько же? Как можно сравнивать такую торговлю с исследованиями на переднем крае науки? В чем действительные причины того, что вы поменяли свою научную карьеру на заштатный магазинчик?» — он немного помолчал, петом спросил: — Правильно?
— Нет, — ответил Брансон. — Мне все равно, содержи ты хоть сеть борделей.
— Приятная перемена, — цинично усмехнулся Хендерсон. — Итак, они решили взять меня под другим углом атаки, а?
— Я приехал сюда не для того, чтобы взять тебя.
— Тогда зачем?
— У меня достаточно своих неприятностей! И я думаю, что ты можешь мне здорово помочь.
— Это почему я…
— И, — оборвал его Брансон, — у меня такое чувство, что я тебе тоже могу оказать большую помощь.
— Мне не нужна никакая помощь, — заверил его Хендерсон, — все что я хочу — это спокойной жизни.
— Того же хочу и я, но у меня не получается, — он сделал жест пальцем, подчеркивая свои слова, — не получается она и у тебя.
— Это мне решать.
— Я не собираюсь обсуждать твои права в данном случае. Я просто хочу обрести душевный покой. И я не верю, что ты его обрел. Но я думаю, что вместе мы можем найти решение этой проблемы. Хочешь услышать мою историю?
— Можешь рассказывать все, что хочешь, раз уж ты здесь, но не начинай этой старой песни: «Вернись, я все прощу». Я уже научился сопротивляться таким разговорам и продолжать делать все, что мне заблагорассудится.
— Ты все подозреваешь меня, — сказал Брансон, — но я тебя за это ни капельки не осуждаю. Когда ты услышишь мою историю, то, возможно, изменишь свое мнение. А теперь слушай…
Он начал так:
— Хени, мы с тобой оба ученые, ты в одной области, я — в другой. И мы оба знаем, что главным достоинством любого ученого или просто хорошего инженера является память. Без нее мы бы не смогли получить нужного образования с самого начала. Без нее мы бы не смогли делать выводы из данных, полученных опытным путем и решать научные проблемы. Для нас и нам подобных хорошая память необходимое условие. Ты согласен с этим?
— Это слишком очевидно, чтобы об этом упоминать, — заметил Хендерсон невозмутимо. — Надеюсь, что ты перейдешь к чему-нибудь более интересному, чем обычная лекция.
— Не сомневайся. Потерпи немного. Продолжаю: моя память всегда была прекрасной, если бы это было не так, я бы не смог стать ведущим специалистом в моей области. Я привык использовать ее полностью и привык полагаться на нее. Не сомневаюсь, что все это можно отнести и к тебе.
— Несомненно, — согласился Хендерсон, изображая на лице явную скуку.
— А теперь я скажу тебе больше: я — убийца. Я убил девушку около двадцати лет назад и тщательно убрал это из своей памяти. Я полностью убрал это из моей головы, так как не хотел, чтобы меня это тревожило. А недавно я услышал, что об этом преступлении узнали. Это значит, что полиция начала расследование по делу. И если они еще не узнали обо мне, то узнают скоро. Я в бегах, Хени, потому что я не хочу быть пойманным. Я не хочу, чтобы меня казнили в худшем случае или приговорили к пожизненному заключению в лучшем.
Хенденсон с изумлением уставился на него:
— Ты хочешь мне сказать, что ты действительно настоящий убийца?
— Так меня уверяет моя прекрасная память, — Брансон подождал, пока его собеседник переварит его слова, потом резко закончил. — Но моя память врет самым бессовестным образом.
Наполовину выкуренная сигарета выпала из рук Хендерсона. Он наклонился, чтобы поднять ее с кровати. Он уже собирался сунуть ее в рот горящим концом, когда заметил это, перевернул и глубоко затянулся. Но дым попал не в то горло, и Хендерсон закашлялся. Наконец он смог говорить:
— Давай поставим точки над «i», Брансон. Ты виновен или нет в этом убийстве?
— Моя память меня уверяет, что да. Она мне описывает все в мельчайших подробностях. Я как сейчас вижу рассерженное лицо девушки, когда мы орем друг на друга. Я прекрасно помню, как она лежала у моих ног и умирала. Помню ее безразличное мертвое лицо, прекрасно все помню. Это свежо, как будто все произошло неделю или две назад. И у меня родилась теория: все это так живо в моей памяти потому, что это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО случилось неделю или две назад.
— Что ты мелешь? Ты только что сказал, что ты сделал это двадцать лет тому назад.
— Это говорит моя память. Но я повторяю, что моя память умелый и умный лжец.
— Откуда ты знаешь?
— Факты ей противоречат. Или, точнее, отсутствие фактов. Они хором утверждают, что я никогда не совершал этого преступления.
— Какие факты? — спросил Хендерсон, безуспешно стараясь скрыть свой интерес.
— Я набрался смелости и сбежал. Я был перепуган и, очевидно, пребывал в полной уверенности, что движущуюся цель труднее поразить. Я мог бежать куда угодно, но я сделал то, что любят приписывать преступникам, и что они делают в настоящей жизни исключительно редко: я побежал на место преступления.