Война (сборник)
Шрифт:
Кстати, общая атмосфера в Афганистане вовсе не была уж такой совсем сурово-фронтовой и мрачной. Юмора хватало, да оно и понятно: шутка и смех на войне – вещи незаменимые, они жить помогают, дурные мысли прочь гонят. Правда, шутки часто были немудрёные, зато понятные и свои. «Капустное» афганское творчество, надо сказать, уходило и в Союз, правда, там не все всякую шутку понимали. Как по-афгански будет Дед Мороз? Колотун-бобо. А Змей Горыныч? Автоген-гюрза…
Конечно же, было и песенное творчество – и солдатское, и офицерское. Но больше всего в гарнизонах любили переделывать под афганские «темы» популярные шлягеры. Одну такую переделку, погарнизонно варьируемую, Глинского постоянно просили исполнить на посиделках:
Если вам замены нету из Союза, Если не дают вам встретиться с женой, Вспомните, ребята, Робинзона Крузо – Он пятнадцать с гаком лет прожил с одной козой. И улыбка – без сомненья – вновь коснётся ваших глаз, И хорошее настроение не покинет больше вас. Если вас в дукане подло обманули, И поступок этот в сердце вам проник, Вспомните, что в вашем автомате пули – Их на все дуканы хватит – вспомните о них! И улыбка – без сомненья…Уже потом главными бардами десятилетней афганской войны станут Виктор Верстаков, Михаил Михайлов, Игорь Морозов, Валерий Кирсанов – общесоюзные символы былого «единоверства». Удивительно, но их песни потом звучали по обе стороны «фронта» – в Таджикистане, Абхазии и Приднестровье. Кассеты с афганскими песнями находили даже в блиндажах чеченских боевиков. И что уж совсем удивительно – песни шурави стали популярны уже в новом, третьем тысячелетии среди западных «интернационалистов» в Афганистане. Ну это так, к слову.
А на тогдашних посиделках, ясное дело, не только струна гитарная звенела, но и водочка булькала. Куда ж без неё? Поводы были в основном за приезд, за замену или за награду.
Несколько проставляющихся часто совмещались в один вечер, так как больше двух бутылок водки из Союза привозить было нельзя. К спирту доступ был в основном у лётчиков-медиков, а дуканщики продавали откровенное пойло, только с красивыми этикетками, например «бренди VAT-69» [204] – попробовали бы вы этот «телефончик папы римского».
204
Так названо было по номеру внутреннего телефона Ватикана. – Прим. авт.
Большое начальство, конечно, выходило из положения, а остальные – кто как. Иногда бражку ставили, потом заливали её в камеру, вставляли в колесо, и через сутки пробега продукт был готов. Правда, такой вот «дурью» баловались в основном солдаты и прапора, да и то в основном на дальних заставах. На самом деле пили не так уж и много. Это потом уже, в Союзе, все начинали рассказывать, что чуть ли не каждый день «керосинили». Но это всё для понта, для «мужских легенд». На войне быстро взрослели. Кто полгода провоевал – тот ощутимо мудрел, остальных же часто поминали. А мудрые предпочитают иметь ясную голову, особенно если назавтра в рейд или ещё куда-нибудь. Да и риск отравиться какой-нибудь гадостью останавливал, что ни говори, многих. Настоящая же водочка была в Афгане в дефиците куда большем, чем хорошие книги. Хотя Борису однажды и в этом деле подфартило.
А дело было так. Челышев поручил ему отвезти приглашение одному очень известному эстрадному певцу, только что прилетевшему в Кабул, до сих пор известному, между прочим. Певец разместился в «Интерконтинентале» – самой приличной кабульской гостинице. А приглашали его на узкий генеральский «междусобойчик» по случаю 55-летия Профи. Ну постучался Борис в номер, артист почти сразу дверь открыл. Глинский вошёл, поздоровался и без объяснений протянул певцу конверт. Тот как-то понимающе кивнул и уточнил:
– Только две, как всем.
И, не дожидаясь ответа, отправился в спальню.
Борис с открытым ртом остался в гостиной, а из спальни раздался характерный звук распечатываемой картонной коробки и звон бутылок. Тут до Глинского стало потихоньку доходить. Он порылся в карманах, собрал «афошки», примерно соответствующие цене вопроса… Артист тем временем деловито вынес две экспортные «Столичные» и с удивлением уставился на деньги в руках у офицера. Певец переменился в лице, раскрыл конверт и внимательно прочитал приглашение. Потом тщательно, до цены в «Берёзке», отсчитал Борису сдачу. Оба уже понимали, что произошла накладка, недоразумение, но как из него достойно выйти? Только и оставалось каждому сыграть свою роль до конца. Глинский с энтузиазмом рассовал бутылки по карманам и бодро поблагодарил артиста за «понимание». Впрочем, не удержался и на прощание всё же подмигнул «звезде», мол, между нами, всё тип-топ… Звезда в ответ только заморгал: неужели приглашение – лишь повод для экстренного «отоваривания» генералов? У них что, водка кончилась? Или этот старлей просто нагло «развёл» его?
Когда Глинский вернулся в роту со своей добычей, мнения сослуживцев по поводу его неожиданной удачи разделились. Впрочем, это не помешало офицерам собраться на «экстренную» вечеринку. Капитан Ермаков, по праву старшего разливавший первую «трофейную» бутылку, попытался урезонить спорщиков:
– Да ладно вам! Вы все как вчера на свет родились! Он же каждый раз коробки по три привозит, вместе с реквизитом. Все так делают…
Сарай, обычно не споривший с командиром, тут не согласился:
– Командир, ну зачем народному артисту заниматься таким сомнительным бизнесом? Да так явно… Ему что, на жизнь не хватает? Ведь, с прошлых гастролей ещё и четырех месяцев не прошло?
Семченко философски пожал плечами:
– Хватает – не хватает… Денег много не бывает. Даже у народных. Странно, что он по такой цене их Студенту впарил. Странный какой-то бизнес. В чём прикол-то?
Ермаков только хмыкнул, и его поддержал Лисапед:
– Да вы что! Его ж наш Боб на «хапок» взял! Он-то думал, Студент – свой, в теме… Думал, в конверте бабки, другие причём… А когда понял, что прокололся, вот очко у него и сыграло. Мол, возьмёт этот парень и зажопит его на спекуляции. Ну и всё – за что купил, за то и продал. Чисто из уважения к воину-интернационалисту. Какие вопросы?..
– Вывод, – подытожил Ермаков, – какая нам на хуй разница? Главное, что жаловаться он не побежит. Ну и всё. Спасибо ему большое. И хрен с ним, с его патриотическим творчеством. А спеть… Студент нам споёт не хуже. Ну, за нас, за вас и за спецназ…
Хорошо пошла «артистическая» водочка, душевно тогда посидели.
…Всё шло привычным чередом, дни мелькали, и никаких особых перемен Глинский не ждал. Ему даже начинала нравиться эта странная для нормального человека жизнь, и далекая Москва уже не так манила. Иногда она казалась просто сном. Но в середине восьмого месяца его пребывания в Афганистане произошли два события, внешне никак не связанные, но, тем не менее, коренным образом изменившие судьбу Бориса. Изменившие навсегда.