Война (сборник)
Шрифт:
– Як бор дигар ассалам алейкум, туран-саиб. [262]
До Азизуллы не сразу дошло, что это говорит Мастери. Да он и не сразу узнал этого Абдулрахмана – настолько он весь как-то переменился…
Борис, не давая начальнику охраны опомниться, продолжил на официальном, совсем не крестьянском-дехканском дари:
– Крепость захвачена, охранники пытались сопротивляться и были убиты. Оружия у нас достаточно. Спасибо за вашу дальновидность. Если будете помогать, обещаю вам жизнь…
262
И снова здравствуйте, господин капитан» (дари). – Прим. авт.
До Азизуллы, видимо, никак не могло дойти, что в его жизни наступили необратимые перемены, потому что он злобно сверкнул глазами и угрожающим тоном спросил:
– Ты… Ты откуда так хорошо говоришь?
Глинский понял, что надо как-то помочь «рояль офисару» осознать свой новый статус. Борис вздохнул, вынул из рук Азизуллы стек и постучал им по его голове:
– Проснись! Ты – заложник! Ты отвечаешь на вопросы, а не задаёшь их! Если будешь правильно себя вести – обещаю жизнь, возвращение в Кабул, 50 баранов и звание полковника вооруженных сил Афганистана, благословенной родины таджиков… Заодно там твои проблемы с пищеварением порешаем.
Последнюю фразу Глинский добавил, потому что Азизулла с нервяка вдруг выдал задним местом целую руладу, этакую пердёжную трель, услышав которую недавние узники вдруг начали хохотать – и беззубый Абдул Хак, и полунемой Олег, и спецназовец Сайдулла, державший за горло воющего Юнуса… Да и Глинского подмывало на нервный смешок, но он справился с собой, понимая, что сейчас не время для смеховых истерик…
Похоже, именно смех над ним вчерашних (да каких там вчерашних – ещё сегодняшних!) узников помог Азизулле прийти в себя и осознать всё случившееся. Он облизал трясущиеся губы и, мелко кивая, согласился:
– Я… я всё сделаю как надо… Я согласен…
Глинский кивнул, но этак – не до конца удовлетворенно, словно учитель, ожидавший от любимого ученика более полного ответа.
– Молодец, что согласен. А теперь скажи – на что ты согласен?
– Я согласен… вести себя правильно… помогать…
– Молодец! У тебя есть шансы…
– Что я должен делать?
Борис резким движением усадил, почти бросил Азизуллу к стене, так, что он даже стукнулся затылком:
– Пока сиди тихо. Дай мне подумать… Сайдулла, ты можешь заткнуть этому хазарейцу его вонючий рот?
– Навсегда? – хмуро поинтересовался афганский майор.
– Нет, дорогой, навсегда пока не надо. Заложники нам пригодятся живыми…
Сайдулла кивнул, ловко оторвал рукав от праздничной рубахи хазарейца, сунул ему между зубов подобранный с земли камень и перевязал голову через рот. Подвывать Юнус не перестал, но звук стал намного тише. У наблюдавшего за этим Азизуллы на лбу выступили крупные капли пота.
– Сигареты есть?
Начальник охраны закивал, достал из нагрудного кармана початую пачку «Мальборо» и хотел было достать одну сигарету, но Глинский, хмыкнув, мягким движением отобрал все. И еще зажигалку забрал, пошарив в том же нагрудном кармане.
– Не жадничай. У нас в России говорят, что жадные долго не живут. Знаешь, как по-русски «жадные»? Жмоты. Понял?
Азизулла кивнул и попытался воспроизвести русское слово «жмоты». Получилось у него не очень. Борис присел рядом с начальником охраны и с наслаждением закурил.
«…Так, пока всё – более чем… Это ненадолго. Скоро к крепости подтянутся остальные… У нас есть несколько минут… Всего несколько минут…»
Он поднял голову и в одну затяжку добил сигарету:
– Товарищ Абдул Хак! Я тебя очень прошу, сходи, посмотри, что там с радиостанцией! Сайдулла, этого красавца связать как следует и запереть в одиночную камеру. Только смотри, чтоб его ваши же не достали.
Афганские офицеры почти одновременно ответили «есть!» и отправились выполнять поручения: подполковник подбежал к радиорубке, а майор пинками погнал Юнуса по двору. У того ещё раз потекло из штанины.
Глинский внимательно посмотрел на Азизуллу:
– Деньги есть?
– Что?
– Деньги есть? У тебя с собой есть деньги?!
– А… Нет… С собой нет… Но деньги есть. Я могу… принести…
Борис снова вздохнул:
– Слушай, Азизулла… Ну, возьми себя в руки… Ты же офицер, а не говно… Помнишь, как ты мне представился во время нашей первой встречи? А кого говном назвал, тоже помнишь?!
Азизулла отвёл взгляд.
– Вижу, что помнишь. Тогда веди себя как офицер и не говори глупости. Плохо, что у тебя с собой нет денег…
Стоявший рядом Олег, услышав знакомое каждому солдату в Афганистане слово «деньги» – «пайса», что-то замычал и показал рукой на джип Каратуллы – машина так и стояла во дворе крепости с поднятым капотом. Борис недоуменно сощурился:
– Что ты хочешь сказать? Там деньги? Да откуда там деньги? Каратулла не такой дурак, чтобы в бардачке их оставить… Но вообще, ты прав – сходи, глянь, что там есть, – на всякий случай. В бардачке, в багажнике… Вдруг чего полезное найдётся…
Олег, подхватив автомат, потрусил к джипу. Борис, провожая его взглядом, закурил ещё одну сигарету и вдруг аж вздрогнул от внезапно пришедшей в голову идеи:
«…Машина Каратуллы! Джип же, считай, на ходу, я ж почти закончить успел, там на пару минут ещё возни… А что, если Азизуллу – за руль, ствол ему в бок – и рвануть до наших? Олега в багажник… Мужикам сказать, чтоб хоть несколько часов продержались… Они поймут… Это шанс… Насквозь авантюрный, но шанс… А здесь – что, не авантюра? Тут по-любому…» Азизулла, поняв, что этот невероятно изменившийся Мастери задумался о чём-то серьезном и касающемся непосредственно него, затих и как-то съёжился.
Глинский, не мигая, продолжал смотреть на джип.
«Из лагеря выскочить можно… Но потом – поднимут тревогу, передадут постам военной полиции… Обычную полицию на уши поставят… Не успеем доехать – расстреляют и всё… К тому же все знают, что Каратулла свою машину никому не дает… Тем более таджику Азизулле… нет, это чистая авантюра… Нет, нет… И Азизулла здесь нужнее, как заложник… Невелика птица, но какое-то время он нам подарит. Нет, джип – это… всё. Забыли».
Борис отвернулся от машины, приняв решение. Наверное, попытка прорыва на джипе Каратуллы и впрямь имела бы мало шансов на успех, но всё же они были. Где-то очень глубоко в душе Глинский знал, что отказался от этой идеи не столько из-за её авантюрности, сколько… из-за подловатости, что ли… Ну, не мог он уже вот так взять и бросить тех, кого вывел на стены. Почти всех, если считать, что Олега он первоначально собирался забрать с собой.