Война (сборник)
Шрифт:
Андрей встал из-за стола и начал ходить по комнате из угла в угол.
«Продолжим. Предположим, его убрали наши… Зачем? Допустим, Илья сунул нос куда-нибудь не туда, Системе это не понравилось и… Могли наши комитетчики или грушники сварганить инсценировку самоубийства? Теоретически, конечно, могли, эти ребята еще и не такое могут… Но опять же – зачем? Зачем Системе городить такой огород, если Новоселова легко можно было бы просто отозвать из Ливии в Москву под каким-нибудь предлогом, там все, что нужно, из него выпотрошить и уж только потом… Это если Илья где-то перебежал дорогу конторе, то есть организации… А если он влез в частные дела каких-нибудь частных лиц? Вот тут уже теплее… Частная инициатива – это совсем другое дело, за частной инициативой не стоит Система, а только в лучшем случае
Обнорский снова сел за стол и обхватил голову руками.
«Здесь у меня появляется хоть какой-то шанс. Систему в одиночку не переиграешь, это только в фильмах бывает, а вот частника… С частником можно попробовать потягаться… А вдруг это все-таки Система?..»
Андрей закурил новую сигарету и откинулся на спинку стула. Никакого опыта оперативно-следственной работы по раскрытию убийства (а вынуждение к самоубийству – это то же самое убийство) у него не было. Правда, в отпуске он все же не только пил водку, но и осторожно попытался проконсультироваться по методике раскрытия преступлений у Сереги Челищева (он все же следователем горпрокуратуры работал, как раз, кстати, убийства расследовал) и Женьки Кондрашова – опера угрозыска. Ребята думали, что Обнорским движет обычное любопытство дилетанта, и отвечали на его вопросы в основном шуточками, но, тем не менее, что-то все же рассказали.
Как там у них по науке-то? «„Сначала нужно танцевать от места совершения преступления“, – так, кажется, Серега говорил? Значит, нужно внимательно осмотреть квартиру Ильи? Это нам не подходит. Осматривать нужно было сразу после его смерти, а сейчас там уже другая семья живет, квартир в Гурджи не хватает… Стало быть, место осматривать мы не будем – и смысла особого нет, и реальной возможности. Нет, можно, конечно, познакомиться с семьей, которая там теперь, напроситься в гости… Но – смысл? Только время тратить и ненужные подозрения у разных людей вызывать… Так… Поехали дальше. „Отработка ближайшего окружения“… Мне нужно шаг за шагом изучить весь образ жизни Илюхи в Триполи, узнать, как к нему относились, были ли у него какие-то конфликты, установить его знакомства… Необходимо узнать, замечал ли кто-нибудь в его поведении какие-то отклонения от нормы, а если такие случаи были – чем они вызывались… Хорошо. Но начинать нужно все-таки с его контактов…»
Обнорский нарисовал вокруг буквы «И» несколько квадратиков и провел к ним стрелки.
«Контакты… Какие проблемы у меня могут быть при выявлении круга его знакомств? Самые очевидные: во-первых, если начать спрашивать всех подряд, у меня могут резонно поинтересоваться – твое-то какое дело, милый? Может возникнуть такой вопрос? Элементарно… Во-вторых, народ здесь зашуганный, хабиры запросто меня за шпиона примут и особисту стуканут – со всеми, как говорится, вытекающими… Надо это мне? Нет, мне это как раз не надо. Значит, интересоваться нужно осторожно, как бы случайно, невзначай…»
Андрей глубоко вздохнул: «Хорошо киношным сыщикам: пришел к людям в пиджаке, с галстуком и красной книжкой, скроил морду позначительнее – и всё тебе немедленно рассказывают… А здесь – попробуй-ка… Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что…»
Обнорский вдруг почувствовал, как на него наваливается усталость, видимо, этим и воспользовалась подленькая мысль, скользнувшая в мозг: «А может, и не стоит во всем этом копаться? Илью уже не вернешь, стена лбом не прошибается…»
Андрей вскочил и сердито замотал головой – мыслишка сразу же исчезла, словно испугалась его реакции. Обнорский помахал руками, поприседал, несколько раз нанес удары ногами невидимому противнику и почувствовал, что кровь быстрее побежала по жилам. Он сходил на кухню, включил электрочайник и бросил в найденную в буфете чашку две ложки растворимого кофе, привезенного из Союза.
Горячий кофе (хоть и дерьмовый) взбодрил его. Андрей вспомнил, какой кофе они с Ильей пили в Йемене – настоящий, крепкий, после маленькой чашечки, выпитой в пять вечера, трудно было уснуть и за полночь…
Он вернулся к столу и снова склонился над листом бумаги.
«Допустим, Илюхины связи я потихонечку установлю. Что дальше? Как пишут в детективах, нужен мотив убийства. В нашем случае – мотив доведения до самоубийства, что сути дела не меняет. Все равно все упирается в мотив. Мотив… В нем ключик к разгадке, только где его искать? Кому мог помешать Илья? Из-за чего вообще убивают?»
Андрей нарисовал в свободном нижнем углу листа цифру «1» и прикрыл глаза.
«Во-первых – из ревности. Ребята говорили, что этот мотив до сих пор один из самых популярных. Мог Илья здесь с кем-нибудь схлестнуться из-за какой-нибудь женщины? Маловероятно, но мог. Сколько он здесь успел пробыть? Почти четыре месяца. Вполне достаточный срок, чтобы сперма в башку ударила, – тем более что именно в первые месяцы тяжелее всего без бабы. Потом как-то привыкаешь, а сначала – просто беда. Ну предположим, не удержался и трахнул здесь кого-то, чью-нибудь жену. Об этом узнал муж и… И что? Уговорил уйти из жизни, чтобы не разрушалась ячейка советского общества? Бред какой-то. Не складывается. Хотя…»
Обнорский вдруг вспомнил две переводческие байки, рассказанные ему кем-то из коллег в Краснодаре. В одной речь шла о жене какого-то хабира, которая в кого-то втрескалась и на этой почве однажды застрелила собственного мужа из его же пистолета. Самое любопытное заключалось в том, что вся эта история впоследствии была представлена самоубийством. Андрей уж и не помнил, как этой женщине удалось выкрутиться, но ее в результате никто ни в чем обвинить не смог. Или не захотел… Скорее всего не захотели «волну поднимать», все-таки самоубийство – это, конечно, плохо, но убийство в группе советских специалистов за рубежом – просто полный мрак.
Вторую байку он помнил лучше, ее рассказывал тот самый майор Доманов, который объяснял Андрею тонкости, связанные с возрастом женщин. Дело было, кажется, в Сирии. Или в Ираке? Не так уж это и важно. Короче говоря, у одного веселого парня, молодого перспективного военного переводчика, начался роман с женой некоего хабира, причем дама была уже, что называется, не девочкой – чуть ли не на пятнадцать лет старше этого переводяги. В общем, трахались они себе и трахались, все было очень хорошо, пока срок командировки переводчика не подошел к концу. В день отъезда собрал он чемоданчики и из дома вышел к автобусу – в аэропорт уже пора было отправляться, – а в этот момент хабирша, любовница его, с восьмого этажа головой вниз ему под ноги бросилась. Она в том же самом доме жила, что и парень этот… Хабирша, естественно, умерла – до больницы довезти не успели. А переводягу отовсюду поисключали-повыгоняли, говорят, он спился потом совсем… Больше всего в этой грустной истории Обнорского, помнится, поразило то, что так же повыгоняли-поисключали отовсюду и мужа – хотя его-то вроде бы за что? За утраченную бдительность и халатность, приведшую впоследствии к гибели члена семьи военнослужащего?
Андрей грустно усмехнулся – тут ему в голову полезли еще какие-то байки переводяг про любовь и ревность: как в Мозамбике «шведская семья» образовалась, как в Алжире два старших лейтенанта женами махнулись, вспомнилась и йеменская дуэль на топорах двух летчиков из Бадера. В общем, не стал Обнорский зачеркивать нарисованную на листе цифру «1», но рядом с ней поставил вопросительный знак.
Нарисованная им под единицей двойка обозначала убийство из корыстных соображений.
«Это совсем нереально. Что с Ильи было взять? Йеменские денежки у него давно кончились, на „Выстреле“ он получал – только-только на еду хватало, а в Ливии всего ничего пробыл. Не на что у Новоселова было зариться. Если он только не нашел древний финикийский клад где-нибудь в Сабрате во время экскурсии [94] . Нет, денег у Ильи быть не могло – таких, чтобы из-за них его на тот свет отправить…»
94
Сабрата – древнее античное поселение километрах в шестидесяти от современного Триполи в сторону границы с Тунисом. Несколько десятилетий итальянские археологи пытались восстановить Сабрату, позже работы были прекращены. Советские специалисты и переводчики, работавшие в Триполи, часто ездили в Сабрату на экскурсии.