Война: ускоренная жизнь

Сомов Константин Константинович

«Фрид. Крупп А Г», Эссен

3 марта 1942 г.

Содержание: использование русских на работе.

В последние годы мы убедились, что питание русских непередаваемо скверно, поэтому, они становятся слабее с каждым днем.

Обследование показало, например, что некоторые русские не в силах повернуть винт, настолько они слабы физически. Повсюду, где работают русские, для них созданы такие же условия.

Если не будет внесено изменений в их рацион, то нельзя требовать нормальной выработки, и все расходы, связанные с русскими, окажутся напрасными. Я отнюдь не заинтересован в приеме на

работу новых русских, которые лишь числились бы за фирмой и не давали никакой продукции.

Я полагаю, что такое же положение существует и в других местах. Мне кажется поэтому, что необходимо принять срочные меры для урегулирования этой проблемы.

(Подпись неразборчива)».

«Раз в сутки привозили баланду, — вспоминал один из работающих на военных заводах рейха остовцев. — Хлеб спецвыпечки — для русских. Норма — 350 граммов.

Наполовину со свеклой, синий, сырой, тяжелый. О завтраке или ужине оставалось только мечтать. Правда, два раза в году нам давали натуральный суп — гороховый и макаронный. Было это на Рождество и Пасху.

В таком отношении к «восточникам», по мнению Фраца Заукеля (выражаясь современным языком), не было «ничего личного», и вообще во всем виновата была война.

«Я знаю, что тяжело отрывать людей от их родины и от детей. Но мы не хотели войны! — говорил этот главный «специалист по труду» на первом заседании штатов по использованию рабочей силы в январе 1943 года в Веймаре. — То, что мы должны сделать, — будет сделано. Но это будет сделано так, что при всей жесткости — а я буду беспощадно карать, где это необходимо, — это будет соответствовать принципам немецкой корректности. Мы не являемся извращенной, склонной к зверствам нацией, чьей наибольшей радостью является мучение пленных. Наши враги в этом мастера. Мы этого не делаем. У нас все происходит согласно заведенному порядку, но все происходит по-немецки добропорядочно, что уже тысячу раз доказал немецкий солдат».

16 октября 1946 года «корректный» Заукель был за свои деяния повешен по приговору Нюрнбергского трибунала, а за три года до этого «остарбайтер» Василий Баранов писал в своем дневнике:

«5–6 октября 1943.

До сегодняшнего дня можно было отлучаться от станка во время работы. Иногда сбегали во двор, чтобы воровать, где листок капусты или бурачок, или в лучшем случае редьки или брюквы. Но с сегодняшнего дня строго запретили. Разрешено отходить от станка в уборную, и то по разрешению мастера и поляка.

27 ноября 1943.

«Вставши, я пошел насчет промышления; как разгружали брюкву, мне удалось стащить одну. За последнее время мне везет в воровстве. Я очень научился искусно воровать. Перед сном с прицепа стащил пять картошин и сварил в печке».

28 ноября 1943.

Воровство было для меня главной заботой. Чтобы то ни было, надо стащить. Ибо смерть уже ходит по пятам. Во второй комнате умер вчера парень. Случаи голодной смерти здесь уже не новости».

В сфере использования рабского труда нацисты не ограничивались поставками рабочей силы только для военной промышленности, подтверждением чему может служить выдержка:

«Из протокола заседания у генерального уполномоченного по использованию рабочей силы Заукеля об отправке в Германию 400–500 тыс. украинских женщин для использования их в домашнем хозяйстве.

гор. Берлин

4 сентября 1942 г.

Секретно

Фюрер распорядился о немедленной отправке в Германию 400–500 тыс. украинских женщин в возрасте от 15 до 35 лет для использования их в домашнем хозяйстве. Проведение этой компании, которая должна быть закончена в течение трех месяцев, фюрер поручил генеральному уполномоченному по использованию рабочей силы.

В связи с этим (что одобряет также и рейхслейтер Борман) нелегальная доставка в Германию служащими вермахта и других учреждений работниц для использования их в домашнем хозяйстве должна быть задним числом узаконена, а также и впредь независимо от официальной вербовки ей не следует чинить препятствий.

Гаулейтер Заукель добавил, что, независимо от привлечения работниц в домашнее хозяйство, предусмотрено использование дополнительного миллиона рабочих с Востока, ибо только таким образом можно выполнить программу вооружения и производства стали, намеченную фюрером в осуществление великих планов на Западе и для разгрома в последующие годы сильнейшей военно-экономической державы Запада — Северной Америки.

Гуткельх».

Как правило, питание у тех, кому довелось работать в рейхе не в шахте или у станка, а в частных владениях, особенно у крестьян, было получше, однако благодаря «корректности» новых господ случались здесь вещи порой чудовищные.

Жительницу Новоалтайска Клавдию Плотникову в Германию угнали с родной Курщины, ей тогда было семнадцать. В Эссене расчищала завалы после бомбежек, в Вуппертале занималась тем же самым, потом попала в лагерь в Кельне. Работать заставляли много, и в том числе у домохозяев.

«Был один художник, у которого 25 человек делали уборку в доме, — вспоминала Плотникова. — Он их испытывал на честность: разложит по квартире куски хлеба, колбасы и ждет, что из этого выйдет. Люди пухли от голода, а этому гаду, видите-ли, угодно было выявлять нашу честность. Что ж, из двадцати пяти осталось пятеро, остальных повесили».

* * *

Кроме женщин и девушек, в пересыльные и концентрационные лагеря Германии и оккупированных ею западных стран попало немало советских детей.

Житель Ключевского района Валентин Обухов во время войны был еще мальчишкой в небольшом крымском поселке Камыш-Бурун (40 км от Керчи). В октябре 1943 года его, 13-летнего паренька, вместе с семьей и другими жителями поселка отправили в концентрационный лагерь на территории Франции, под городом Саарбрюкен.

«Питались пустой похлебкой с брюквой и маленьким кусочком хлеба, — вспоминал спустя годы Валентин Данилович, — и работали, работали до изнеможения».

Владимиру Булычеву (ныне тоже жителю Ключевского района) в 1943 году было суждено попасть из родного села Озерское в Калужской области в концентрационный лагерь № 231 города Людвингсфельда (Германия). В то время ему было 12 лет.

«Кормили нас скудно, обращались, как со скотом. Мы все там были живым скотом, которого не стоило кормить. Помню, постоянно держалась в голове одна мысль: неужели наступит такое время, когда я наемся картошки».

Бывшие остовцы вспоминают, как на улицах немецких городов дети бросали в них камни, а одурманенные внушенной им идеей расового превосходства взрослые относились к «восточникам», как к скоту. К тому же недорогому.

«Вчера днем к нам прибежала Анна Лиза Ростерт, — писали из дома обер-ефрейтору Рудольфу Ламмермайеру. — Она была сильно озлоблена. У них в свинарнике повесилась русская девка. Наши работницы-польки говорили, что фрау Ростерт все била, ругала русскую. Покончила та с собой, вероятно, в минуту отчаянья. Мы утешали фрау Ростерт, можно ведь за недорогую цену приобрести новую русскую работницу».