Война в тылу врага
Шрифт:
Брынский часто встречался с Кульгой. Они хорошо сработались, — горячие, доверчивые, они быстро нашли общий язык. Кульга докладывал Брынскому, что агроном не дает ему покоя, просит устроить встречу с командиром. Нетерпеливому Кульге казалось просто непонятным, что мы так долго тянем, упуская заманчивые возможности, которые открывает эта встреча, и мало-помалу Брынский заразился нетерпением Кульги. Он начал мне доказывать, какую огромную пользу принесет нам свидание с агрономом.
Агроном стал бывать в Замощье почти ежедневно, и обещания его росли не по дням, а по часам. Он обещал снабдить отряд оружием и боеприпасами в неограниченном количестве; предлагал
— Неужели ты думаешь, что так просто вывезти сейчас из Лепеля через посты целую типографию да еще с красивой наборщицей? И при чем тут ее красота? Какое это имеет отношение к делу? — убеждал я в свою очередь Брынекого. — И почему ему так не терпится всучить нам эту милую девицу? А что это за группа командиров с автоматами в лесу? Если они все командиры, то почему же они ищут себе варягов со стороны? И наконец, откуда у этого человека неограниченное количество оружия и боеприпасов? Нет! Это происки гестапо!
— Но, увлеченный обещаниями агронома, Брынский не слушал моих доводов.
— Ну, хорошо, ну, не хотите сами, тогда позвольте мне встретиться с ним. Или не доверяете, думаете, подведу?
— Я видел, что Брынский готов был обидеться, а с другой стороны, для меня было ясно, что, пока в гестапо надеются обезглавить отряд изнутри, они не предпримут серьезных карательных мероприятий. Выгодно было затянуть игру с агрономом до черной тропы, а там у нас должны были открыться широкие возможности. И я дал Брынскому разрешение на встречу.
Агронома через Кульгу известили, что он может встретиться лично со мной в деревне Стаичевка через пять дней. На свидание вместо меня должен был явиться Брынский. Я ценил Брынского и не послал бы его на рискованную операцию, но здесь большого риска для него не было. Пока агроном надеялся на свидание со мной, моим помощникам можно было его не опасаться.
Мы установили тщательное наблюдение за районом встречи. К назначенному дню в деревню Аношки, что находилась в двух километрах от Стаичевки, прибыли пятьдесят солдат из карательного отряда СС и разместились по домам. В Замощье расположился вспомогательный отряд фашистов. Стаичевка была обложена засадами. Точно в установленный час в Стаичевке появился агроном. Он ходил по улицам, и расспрашивал встречных обо мне, где, мол, меня можно повидать. Он описывал мою наружность так тщательно и подробно, как это делалось в гестаповских сводках. Мужички заверяли, что они такого человека сроду не встречали. Но скоро прибыл Брынский и прекратил поиски, пригласив агронома в дом надежного, своего человека.
Как водится, сели за стол, и тут, представившись моим помощником по политчасти, Брынский попробовал навести разговор на обещания агронома. Однако, несмотря на то, что собеседники уже распили одну бутылку и принимались за вторую, агроном никаких обещаний больше не давал, а все допытывался, не подъеду ли я. Брынский начал уже сомневаться в своем собеседнике и, чтобы проверить его, предложил ему, в виде аванса за встречу со мной,
— Пожалуйста, — ответил агроном, заметно оживляясь, и выразил готовность организовать это дело немедленно.
— А как вы думаете это сделать? — опросил его Брынский.
— Подвыпивший агроном сделал едва уловимый жест, и в руках у него оказался пакетик с порошком.
— Вот! — Он поднял порошок на уровень глаз, показывая его собеседнику, — Я дам ему яду. У меня с собой порция на несколько человек.
Что стоило после этого взять «агронома» и увести в лесной лагерь, а там уже разобраться если не самому, то с помощью других. Но Брынскому недоставало доказательств, с кем он имеет дело.
Условившись о перенесении встречи с командиром на первую среду после смерти Булая, агроном и Брынский расстались. Агроном сел в санки и укатил по аношкинской дороге.
В гестапо поняли, что их обманывают. Не успели наши собраться в путь, как агроном вернулся.
— Я слышал, что вы собираетесь в Замощье, я тоже поеду с вами, — заявил он.
Брынский не возражал. Агроном посадил с собою в сани нашего пулеметчика и поехал вперед, погоняя коня на Замощье. Остальные ехали следом на двух санях. У самого почти въезда в Замощье возле дороги стоял большой деревянный сарай. Когда сани поровнялись с сараем, пулеметчик услышал разговор на чужом языке. Не говоря ни слова, он дал очередь по сараю, но агроном выхватил наган и выстрелил в упор в пулеметчика. Потом он подхватил вожжи, хлестнул коней, и сани рванулись в улицу деревни. Наши повернули и помчались обратно. Очередью пулеметчика был убит фашистский офицер, а тяжело раненного пулеметчика агроном доставил в гестапо. Но не пришлось карателям допросить храбреца, он скончался от раны.
Через два дня были арестованы и расстреляны Кульга и стаичевский бригадир Романовский, в доме которого происходила встреча Брынского с гестаповцем. Несколько позже был пойман и расстрелян Азаронок.
Мне и теперь, спустя несколько лет, непонятно, почему так грубо действовал этот несомненно опытный фашистский провокатор. Он получил специальную подготовку в берлинской шпионско-шпионское-дивероионнойшколе и много лет работал в капиталистических государствах Европы и Америки. Но он никогда не имел дела с народными массами, не знал и не понимал психологии советских граждан, поднявшихся на борьбу с фашистскими оккупантами.
Антон Петрович Брынский при встрече с представителем гестапо допустил одну очень грубую ошибку, разрешив «агроному» поехать в деревню с нашими людьми. На самом деле: если этот человек уже вызывал какое-то сомнение, то какие же были основания довериться ему и пустить с ним наших людей? А если у Брынского оставалась уверенность, что он имеет дело действительно с представителем подпольной парторганизации, то тем более нельзя было допустить, чтобы этот «подпольщик», находящийся вне подозрения у полиции и разъезжающий с ней открыто по деревням, появился бы в деревне вместе с партизанами.
Пятого-шестого марта, еще до встречи Брынского с агрономом, все деревни были заняты карателями, а на дорогах выставлены засады. Казалось, в качестве приманки они оставили для партизан деревню Терешки. Мы знали, что в этой деревне есть тайные полицианты. План гитлеровцев заключался в том, чтобы заманить наших людей в эту деревню, окружить и уничтожить.
Они уже «уничтожали» нас в течение зимы неоднократно. Об этом они широко разглагольствовали в местных газетах. Нам очень хотелось заставить их же опровергнуть эту ложь.