Война закончена. Но не для меня
Шрифт:
– Ишака только просили вернуть, – предупредил Смола.
Удалой, получая несказанное удовольствие, сел рядом с Дэвидом. Лицо его сияло улыбкой. На небритых щеках красовалась пикантная ямочка.
– А ты понимаешь, почему афганцы нас любят, а вас ненавидят?
Дэвид пожал плечами. Его сейчас не это волновало.
– Потому что ни в одну американскую голову не может прийти такая бредовая идея, как совместный митинг дружбы. Потому что американец никогда ничего не купит в дукане, никогда не станет есть то, чем его угостят афганцы. Потому что вы ходите по кишлакам
– Угомонись! – приструнил я Удалого.
Мы обедали в тягостном молчании. Полагаю, что американец был голоден не меньше нас, но глотал кусочки черствой лепешки через силу, буквально давясь ими, словно это были кусочки сухих коровьих лепешек. Значит, еще не созрел, еще не так проголодался, чтобы забыть о гигиене и перебороть брезгливость. Мы же трескали за обе щеки, запивая водой лепешки, сырные шарики, виноград и стебли лука-порея. И когда вдруг позвонил ставший ненавистным мне смартфон, я чуть не подавился.
– Наверное, опять наш неадекват звонит? – предположил Смола, с хрустом надкусывая шарик сыра.
Теперь я не торопился нажать на зеленую трубку, как прежде. Спокойно дожевал, вытер руки о мешковину. Потом включил громкую связь, чтобы не пересказывать бойцам наш разговор с Фроловым. Ибо многие его словесные перлы просто не поддаются пересказу.
– Что это значит?! – сходу завопил Фролов, не сказав ни «здрасьте», ни «как дела».
Удалой ковырялся соломинкой в зубах. Остап вертел в руках сухую лепешку и раздумывал, сейчас ее съесть или оставить на вечер. Смола недобрым взглядом косился на американца, отпивая из бутылки с водой.
– Что именно, друг мой? – уточнил я. – О значении какого явления ты хотел бы узнать?
– Вы там, блин, вообще… Вообще собираетесь делом заниматься?!!
Он задыхался от ярости. Я опасался, как бы не порвались хрупкие динамики в смартфоне.
– Мы только делом и занимаемся, – ответил я. – Бродим по азимуту. То в одну сторону, то в другую…
– Нет!! Вы все врете! Я все знаю!!
– Какие некрасивые слова он говорит, – с сожалением произнес Удалой.
– Сынок, у тебя плохое настроение, – сказал я Фролову. – Наверное, ты перегрелся.
– Я тебе не сынок, урка ты мокрушная!!
– По фене заговорил, – с удивлением заметил Остап. – Может быть, он надсмотрщиком на зоне работал?
У меня могучее терпение. Я динамит огромной разрушительной силы, но с очень длинным бикфордовым шнуром.
– Послушай, а что ты хочешь от меня? – уточнил я.
– Чтобы вы вернулись на указанный мною маршрут и выполнили поставленную задачу!! – вопил мой юный самозванный начальник.
– Так мы и так на маршруте.
– Нет!! Это ложь!! Вы совсем не там, где должны быть! Я сейчас отправлю новые координаты! Идите по маршруту! Не задавайте идиотских вопросов! Не отвлекайтесь ни на что! Не останавливайтесь! Ни с кем не связывайтесь…
Кажется, Фролов собирался сказать мне еще что-то важное, но я отключил трубку и затолкал гаджет в карман.
– Командир, он ставит нам нереальные задачи, – сказал Остап и все-таки надломил лепешку и отправил кусочек в рот.
– Меня беспокоит другое, – отозвался Смола, крепко завинчивая крышку на бутылке с водой. – Откуда он знает, что мы ушли с маршрута?
– Я тоже обратил на это внимание, – подтвердил Удалой. – Он не на пушку брал. Он точно знает, что мы ушли.
– Следит за нами в бинокль? – предположил Остап, огляделся вокруг и сам же ответил на свой вопрос: – Это невозможно. Мы то бежим, то ведем бой, то петляем по ущельям. Он не смог бы висеть у нас на хвосте все это время.
– Вариант второй, – продолжал Удалой. – Кто-то из нас по связи сливает информацию Фролову.
– Фантастика, – зевнув, ответил Остап.
– Фантастика, – согласился Удалой.
Мы помолчали. Американец с плохо скрытой тревогой поглядывал на нас. Не понимая русской речи, он предполагал, что сейчас решается его судьбы и судьба его несчастных товарищей.
– И, наконец, третий вариант, – сказал я и, отстегнув закрепленный на майке маячок, положил его на ладонь, чтобы всем было видно. – Если это простой маячок для подачи светового сигнала, то он должен состоять из банальной лампочки и элемента питания.
Я, словно лектор-физик, проводящий опыт, надломил маячок. Верхняя крышка лопнула. Я сковырнул ее ногтем. Внутри оказалась плата со сложной микросхемой и чипом.
– Радиомаяк, – первым догадался Удалой. – Все просто и банально до тошноты.
– Значит, он контролирует каждый наш шаг? – покачал головой Остап, вынимая из кармана свой маячок и глядя на него, как на гранату без чеки.
– Пусть контролирует дальше, – едко процедил Смола, подошел к ишаку и к моему величайшему изумлению ловко вставил свой маячок животному в зад.
Ишак негромко икнул, мотнул головой, топнул копытом, но тотчас успокоился.
Эта забава всем нам сразу понравилась. Так как самое интересное место было уже занято, Остап сунул свой маячок в мешок, привязанный к спине животного, где еще недавно лежали продукты. Удалой, не желая повторяться, с задумчивым видом дважды обошел вокруг ишака, пытливо разглядывая то его уши, то нос, то пасть. В итоге затолкал маячок под тряпку, которой была плотно обмотана правая задняя нога ишака.
Остап мощным шлепком по крупу отправил ишака в стремительный галоп. Униженное животное, часто перебирая ногами, понеслось куда-то по пустынным холмам к далекой и живой, как море, зеленой зоне.
Я добил своего маленького шпиона каблуком ботинка.
– Считайте, что мы стали наполовину свободны, – сказал я, глядя на крошки пластиковых деталей и спутавшиеся тонкие проводки под своими ногами.
– Командир, ты предлагаешь нам довольствоваться всего лишь половиной? – с грустью в голосе спросил Удалой.
Я не ответил, подсел к Дэвиду, которого, видимо, очень угнетал наш русский язык, положил ему руку на плечо и сказал по-английски:
– Мы спасем твоих товарищей, лейтенант, и твою честь. Но при одном условии.