Война зомби
Шрифт:
— Куда? — Короткий ствол гранатомета сместился так, чтобы в случае чего всадить хоть один заряд из двадцати девяти в ленте под капот желтого, сильно обгоревшего «ЗИЛа».
— Воскресенская восемь.
— Проезжай.
Створки ворот со скрипом расползлись. Прорехи в местной Стене заполняла ржавая колючка, на которой не первый день чернели заветренные куски плоти…
В самом остроге, жутко грязном — сквозь груды мусора пробивалась жалкая травка, — процессия разделилась. Лишь пяток мотоциклов сопроводили грузовик до четырехэтажного здания с колоннами над входом, над которыми белел
Как выяснилось позже, она не ошиблась.
— А ну пошли! — Молодой байкер прикладом ускорил высадку из кузова «ЗИЛа».
Последним прыгал на асфальт Данила. Байкер размахнулся, чтобы хорошенько ему врезать на прощание, но Дан уклонился, и парнишка рухнул с грузовика. Приземлившись рядом, доставщик от души врезал местному ногой по роже — хрустнул сломанный нос.
Тотчас щелкнули предохранители автоматов, но «варягов» все же не казнили без суда и следствия — из-за господина в ливрее.
— Отставить! — рявкнул тот, как заправский сержант. — Пошли вон!
Зарычали движки мотоциклов. Грохоча деревянными бортами, умчался «ЗИЛ». За считаные секунды «группа поддержки» распрощалась с Гурбаном и его командой.
По улице пробежала стайка оборванных чумазых ребятишек. Самый высокий, заводила, держал за хвост дохлую крысу.
Поправив сползшие с плеча аксельбанты, лакей подошел к пленным и молча осмотрел каждого, чуть ли не в рот заглянул.
— Главный кто? — Он остановился возле Гурбана. — Ты?
Гурбан кивнул.
В окне третьего этажа шевельнулась занавеска. Лакей, видимо, только того и ждал.
— За мной. — Он поднялся по каменным ступенькам к двери, которую перед ним услужливо распахнули бойцы охраны.
Невысокого роста, широкий в плечах, волос он имел густой, но седой. Лицо брил до сизой красноты. И вообще чувствовались в нем какая-то основательность и надежность — как у топора, проламывающего череп зомбаку.
«Варяги» двинули следом. Поддерживая раненого командира, пилоты тоже соизволили примкнуть, но Ашот их осадил:
— А вы куда?
На вопросительный взгляд лакея толстяк ответил просто и по существу:
— Они не с нами больше. Ордынцам, суки, сдаваться надумали.
— А-а. Ну-ну. — Лакей махнул своим, чтоб отделили парней в фуражках от пленников без фуражек. — Меня зовут Иван Терентьевич. Была бы моя воля, я б вас!.. — И на ходу руками показал, в полый рог какого именно парнокопытного он свернул бы диверсантов. — Но государь пожелал лично…
Государь? Дан не ослышался?
Вооруженного люду в здании хватало. Но здесь бойцы не афишировали стволы, держали их под расстегнутыми куртками — если что, в любой момент готовы выхватить и долбить на поражение. В компании этих спокойных, уверенных в себе мужчин Данила чувствовал себя неуютно — из-за того что руки связаны и оружие отобрали.
На третьем этаже «варягов» ожидал сюрприз. Стоило только их провожатому ступить на красную ковровую дорожку, бородатые мужик, стоящие в одну шеренгу по росту, дружно затянули:
Мы любим тебя, Архангельск, мы крови с тобой одной. Мы любим тебя, Архангельск, старинный и молодой. Мы любим тебя, Архангельск, гордость России и честь, Мы любим тебя, Архангельск, — просто за то, что ты есть! [11]11
Здесь и далее — слова из «Гимна Архангельска»; автор текста С. Осиашвили, композитор А. Левшин.
Рядовой Петров затравленно кинул взглядом по сторонам. Да что там Петров, Даниле стало не по себе от такой помпезной встречи. Мариша спряталась у него за спиной. За Маришей встал Ашот. И лишь Гурбан смело шагнул вперед — точно грудью на амбразуру. Ну, на то он и командир, чтобы в трудный момент рисковать собой ради подчиненных.
— Смелее, господа, смелее! Или вас лучше называть товарищами? — Лакей приметил звезду на бронежилете Бахира и сделал соответствующие выводы.
— Да, лучше товарищами. — Гурбан вмиг смекнул, что на этом можно сыграть.
Одежда певцов навевала мысли о дремучем прошлом. Причем вовсе не о счастливых временах накануне Псидемии. Судите сами: рубахи со шнуровкой на вороте вместо пуговиц, холщовые брюки, плетеные лапти, бороды, волосы по плечи… Да это ж крепостные! Барщина у них тут, что ли? И оброк собирают, да? Данила уважал историю в Училище, читал о беспределе помещиков, за которым последовал беспредел мужичья.
У массивных стальных дверей высились двухметровые качки, две штуки. В отличие от певцов у них были гладко выбриты и лица, и черепа. У особо приближенных к начальству мысли должны быть чисты, затылки — тоже.
Завидев Ивана Терентьевича, качки, как умели, втянули чрева и выпятили грудные клетки.
— Великий царь всея Руси Александр Архангельский оказывает вам честь аудиенции! — объявил плечистый лакей. Точнее, на ходу бросил через плечо.
Ашот хмыкнул и слишком громко шепнул Бахиру, что вспомнил, где видел костюмчик как у этого Ивана. Дурачок один харьковский точь-в-точь в таком же разгуливал!
Иван Терентьевич распахнул двери и едва наметил поклон.
— Типа можно войти? — уточнил Ашот, но ответа не дождался.
Руки «варягам» не развязали, приказа такого не было, а качки без приказов небось дышать даже не умели.
Тех «варягов», которые замешкались, — Ашота, к примеру, — пинками втолкнули в кабинет местного руководства. Называть босса Архангельска великим царем всея Руси даже мысленно у Данилы язык не поворачивался. Если всякий прыщ на краю мира надумает себя величать не просто аристократом, но главой Российской империи, то империй таких будет великое множество. Причем большинство из них — размером с деревенский двор, обнесенный тыном.