Война. 1941—1945
Шрифт:
Я принадлежу к поколению, которое пережило Верден, Сомму, Галицию. После первой мировой войны мы возненавидели войну. Все писатели, пережившие 1914–1918 года, написали книги, проникнутые гневом или скорбью, — от Барбюса до Ремарка, от Олдингтона до Хемингуэя. Мы приветствовали все, что казалось нам противодействием новой войне.
Как случилось, что вчерашние пацифисты благословили войну? Название романа Хемингуэя «Прощай, оружье!» было клятвой поколения. Десять лет спустя Хемингуэй прославил оружие в руках испанцев, отстаивавших свою свободу от Гитлера и Муссолини. В мире появилось нечто новое: фашизм, представляющий угрозу для жизни народов и людей, для человеческого
Мы отвергали и отвергаем войну как естественное явление, как рыцарский поединок, как кровавый матч. Мы убеждены, что танки не годятся для организации мировой экономики и что фугаски не решают идеологических споров. Есть единственное оправдание войны: бесчеловечность гитлеровской Германии, ее одичание, ее воля к уничтожению других народов. Статья «Дейли мейл» мне представляется аморальной. Если читатель согласится с оценкой поведения немецкого коменданта, он должен осудить войну: джентльмен с джентльменом держит пари, но не дерется.
Не раз говорили, что подход к войне как к спортивному матчу вреден для успешного ведения военных действий. Мне хочется добавить, что такой подход безнравствен и бесчеловечен. Для англичан, переживших Лондон и Ковентри, ненависть к низкому врагу — понятное чувство. Они знают, как знают это русские, что только большая ненависть оправдывает войну. До такой ненависти нужно созреть, ее нужно выстрадать. А война без ненависти — это нечто бесстыдное, как сожительство без любви.
Наш народ жил вне тумана национальной или расовой нетерпимости. Русские издавна уважали чужую культуру, жаловали и любили иностранцев. Не грех сейчас напомнить о том хлебе, который посылала отнюдь не богатая Россия немецким женщинам после мировой войны. Вчера я получил письмо от украинского лейтенанта Супруненко, он пишет: «Я не знал прежде, что можно кого-нибудь так ненавидеть. Я — артиллерист, и мне обидно, что я не могу убить немца штыком или прикладом или задушить его своими руками». Священное чувство! Оно родилось от крови русских женщин и детей, замученных немцами, оно родилось на пожарищах наших городов.
Описание немецких зверств в России некоторые пуритане считают «безнравственным чтением». По-моему, в таком случае «безнравственны» сообщения о бомбардировках Кельна и Любека. За что бомбят немецкие города? — спросит наивный человек. Ведь ему не хотят показать, кого бомбят и за что бомбят.
Чех поймет с полуслова муки Киева и Керчи: он знает Лидице. Норвежец разделит гнев каждого русского: норвежец видел Гиммлера не только на экране. Француз помнит расстрелы заложников, и француз скажет о письме Супруненко: «Это писал мой брат». Пусть Ла-Манш останется непроходимым для полчищ Гитлера, но пусть через эту узкую полоску воды перешагнут гнев и ненависть всей Европы.
13 августа 1942 г.
Россия
После артиллерийской подготовки немцы пошли в атаку. Они думали, что в рощице не осталось живой души. Тогда закричал Жамбул Тулаев: «Ни шагу назад!» Семь бойцов. Пулеметчики выбыли из строя. Тулаев лег за пулемет. Немецкие автоматчики просочились во фланг. «Ни шагу», — кричал Тулаев. Атака была отбита. Жамбул Тулаев — бурят. До войны он был искусным охотником. Далеко до дома Тулаева, далеко от Старой Руссы до Байкала. Но Жамбул Тулаев защищает свою родину.
Гавриил Хандогин родом из Красноярского края. Бродил по тайге, с ружьем, — бывало, приносил домой по двадцать белок. Жил хорошо человек: жил, как ему нравилось. Напали на Россию немцы. На Волхове осколок мины ранил
Абдулла Сифербеков — лезгин. Он уложил много немцев. Он говорит: «Наш народ любит оружие, умеет стрелять. Я с детства бил кабанов. Когда кабана подстрелишь, он кидается — злой, но немцы хуже кабанов; немца мы не трогали, немец на нас пошел. Я их бью лучше, чем кабанов. Нужно их всех перебить — это и дитя понимает».
Иосиф Катус — белорус. Был механиком. Когда напали немцы, сменил отвертку на ручной пулемет. Недавно он ходил в атаку. Немцы открыли сильный минометный огонь. Катус крикнул: «Вперед, друзья!» Он расстрелял немецкого офицера и десяток солдат. Вдохновленные его примером, пошли другие. Когда командир поздравил Катуса, смельчак ответил: «Беларусь…»
Донской казак сержант Александр Сазонов, бросая в немцев одну гранату за другой, приговаривал: «Это вам за Ростов, это за Новочеркасск». Казак Петр Астахов еще недавно выращивал резвых дончаков, теперь он уничтожает немецкие танки: он уже подбил две машины. Казак Яков Рябов говорит: «Мы их зарубаем. Неумеючи и свинью не убьешь, а немца нужно бить умеючи». Об умении Рябова могли бы рассказать немцы, но мертвые молчат.
Минометчик Николай Анжинов — калмык. Он защищает славный город Ленина. На его счету несколько десятков убитых немцев. Таджика Тэшабоя Алимова прозвали «грозой фашистов»: он перешел реку и, захватив вражеский пулемет, начал давать очереди по удирающим немцам. Чуваш Тарханов — артиллерист-зенитчик. У него верный глаз, и он не пропустит «юнкерса».
Боец Илья Шнеер до войны был переводчиком. Окруженный немцами, Шнеер расстрелял все патроны, гранатой взорвал себя и семерых немцев. За три недели до смерти Шнеер прислал мне письмо. Он писал: «Евреи сражаются рука об руку с русскими, с украинцами, с казахами. У меня четверо детей. Пусть будут лучше сиротами, но пусть живут в свободной России…»
Широка и привольна Сибирь. Нет шире сердца, чем у сибиряка, шире и смелее. В маленьком городке Алтая живет семья Героя Советского Союза полковника Батракова.
Полковник пишет своей жене: «Ты говоришь, что тебе не нравится самое упоминание о смерти. Кому оно нравится? Но если это ради родины, что значит одна или несколько жизней…»
Отважно дрался у синего моря Григорий Коваленко, сержант по званию, герой по сердцу. Он говорил друзьям: «Мать сгибла. Хату герман спалыв. Бить гадов хочу». Веселый хлопец из Полтавщины, когда немцы подошли близко, он врос в скалу и стал скалой. В машины с немецкой пехотой Коваленко кидал связки гранат. Он не пропустил немцев.
Младшему сержанту Федору Чистякову двадцать лет. Он сын ленинградского рабочего и сам работал на заводе слесарем: потомственный питерский рабочий. Отец Федора Чистякова погиб в боях с немцами. Сын поклялся отомстить за отца. Немцы пошли в атаку. Чистяков лег за пулемет, он косил немцев. Когда кончились пулеметные ленты, Чистяков взялся за автомат. Когда опустели диски, он пустил в ход гранаты. Он говорит: «Если бы немцы не отступили, я бы их руками задушил…»
Сколько разных людей, сколько разных судеб! Но одно чувство роднит всех: убить немца. Люди говорят на разных языках, но есть одно слово, которое все понимают: Россия. Одна мать, одна родина. Когда немцы топчут нивы Кубани, гнев раздувает сердце Сибири. Когда немцы жгут белые хаты Украины, казахи и калмыки целятся в мерзких факельщиков. Разные у людей глаза, но во всех глазах один огонь: ненависть.