Война
Шрифт:
– Товарищ майор, вы из штаба фронта давно выехали? – безразличным тоном спросил Федор Ксенофонтович, откинувшись на спинку дивана и устало прикрыв ладонью глаза.
– Часа три, ну, может, четыре назад, – ответил майор, взглянув на наручные часы. – Собственно, мы не из самого штаба, а из Вязьмы…
– Немцы не достают огнем из Ярцева до автострады?
– Издали обстреливают шоссе. Там мы и задержались, – охотно ответил майор.
– А вообще-то от Ярцева до Смоленска дорога не очень забита? – Спрашивая это, Федор Ксенофонтович понял, что в пятнадцати километрах от Смоленска немцы сегодня перехватили шоссе. – А то я хочу махнуть в госпиталь прямо в Вязьму.
– Свободна дорога.
Эти слова майора окончательно убедили генерала Чумакова в том, что разговаривает он с немецким диверсантом.
– Приказ в порядке, – с удовлетворением сказал полковник Малышев, – а теперь прошу документы – и все какие есть. – Он виновато взглянул на майора. – Извините, товарищ майор, время суровое – надо быть бдительным…
– Пожалуйста, пожалуйста! – Майор суетливо стал вынимать из нагрудных карманов гимнастерки удостоверение личности, партбилет, продовольственный аттестат на приехавших с ним бойцов.
Малышев внимательно изучил документы, написал какую-то резолюцию на продовольственном аттестате и все вместе вернул майору. Затем нажал на кнопку электрического звонка. Вошел младший лейтенант милиции с красной повязкой на рукаве.
– Дежурный по гарнизону явился! – не очень по-военному доложил он.
– Проводите товарища майора в административную часть – пусть возьмут продаттестат и поставят его людей на довольствие.
– Успеется с этим, товарищ полковник! – с нетерпением возразил майор.
– Минуточку, – подняв ладонь, оборвал его Малышев. – Здесь я хозяин!
– И вновь к дежурному по гарнизону: – Потом вызовите начальника караула, и все вместе ко мне! В темпе!
Как только за вышедшим майором и за дежурным закрылась дверь, генерал Чумаков, будто и нераненый, подхватился с дивана и, задыхаясь от волнения и перенесенного напряжения, почти зашипел на полковника Малышева:
– Это же диверсант!..
– Тише… – Малышев испуганно приложил к губам палец и кинул быстрый взгляд на дверь, в которую уже ломился очередной посетитель. – Ко мне пока нельзя! – властно крикнул он посетителю.
Дверь закрылась, и полковник Малышев тихо спросил:
– Извините, с кем имею честь?..
Чумаков назвал себя и протянул удостоверение личности. Малышев открыл потертые корочки удостоверения и заулыбался:
– Сразу видна наша работа… Ржавчинка… А там все скреплено сверкающей проволочкой. На продовольственном аттестате старый шифр. Наши контрразведчики работают не зря и нас просвещают…
– Да и дорога на Вязьму перерезана! – напомнил Чумаков.
– Тоже знаю. – Малышев извинительно улыбнулся. – Но не мог же я сразу скомандовать ему: «Руки вверх!..» Во-первых, еще не ведал, кто вы… Вдруг один спектакль разыгрываете. Во-вторых, они, когда их разоблачают, немедленно пускают в ход автоматы… А там же целая орава! – Малышев кивнул в сторону окна. – Нельзя вспугнуть, иначе такой беды наделают…
Младший политрук Иванюта и сержант Чернега, окаменевшие вначале от неожиданного поворота событий, стали приходить в себя.
– Товарищ генерал, – зашептал Чернега, – у нас есть связка гранат! Хватит на весь их грузовик! Да еще, может, их гранаты сдетонируют, такое бывало, когда в гранатах запалы…
– Хорошая идея, – согласился Чумаков.
– А я, давайте, этого «майора»… – без особого энтузиазма вызвался Иванюта, может, потому, что такая задача по сравнению с той, какую брали на себя Чернега с Христичем, выглядела пустяковой.
– Только не вступайте с ним в объяснения, – строго напомнил Иванюте Малышев. – После взрыва гранаты сразу же пулю ему в затылок, и дело с концом…
Чумаков и Малышев остались в кабинете вдвоем. Через несколько минут из раскрытого окна послышался задиристый, но срывающийся от волнения голос Христича:
– Хлопцы, вот майор ваш сумку конфет вам передал!.. Ловите!..
Федор Ксенофонтович обрадованно догадался, что Христич бросил гранату вместе с противогазом, и мысленно похвалил паренька за сообразительность. И тут же от могучего и протяжного взрыва встряхнулось, будто собираясь обрушиться, здание – брызнула с потолка и стен штукатурка, вмиг обезобразив кабинет, закачалась люстра, слетели со стола бумаги вместе с чернильным прибором, а от оконных рам не осталось и следа. Взрывная волна так толкнула Чумакова и Малышева в грудь, что они, не устояв на ногах, ухватились друг за друга и оба плюхнулись на диван…
Выстрела же Иванюты никто в поднявшейся суматохе не услышал. Но во дворе, когда Миша, держа под подолом гимнастерки наган, еще крался за «майором», его увидел капитан-артиллерист – тот самый, который сегодня утром по недоразумению арестовывал Иванюту. Крайне пораженный тем, что сбежавший из-под ареста младший политрук (капитан был убежден, что это переодетый немецкий лазутчик) вновь оказался в расположении военной комендатуры и почему-то беспечно разгуливает по двору, он, капитан, вначале даже растерялся. Когда же на улице прогрохотал взрыв, да такой силы, что во дворе листья с деревьев посыпались, капитан на какие-то мгновения отвлекся от загадочного младшего политрука. Потом повернулся уже на пистолетный выстрел… Увидел лежавшего на земле майора и наклонившегося над ним Иванюту с наганом в руке…
В кабинет полковника Малышева силой пробился навстречу хлынувшим из приемной людям сержант Чернега и завопил:
– Там убивают нашего младшего политрука! Спасайте!..
Когда полковник Малышев выбежал во двор, то увидел Иванюту с окровавленным лицом, в разорванной гимнастерке. Избитого и обезоруженного, патрули-красноармейцы поднимали его с земли, а капитан-артиллерист продолжал снизу молотить его сапогом по чему попало.
– Смирно-о! – скомандовал первое, что пришло в голову, полковник Малышев. – Отставить!.. – Затем накинулся на капитана: – Тебе кто дал право на самосуд?!
– Так вот, убил! – Капитан потрясенно указал полковнику на лежавшее бездыханное тело «майора».
– Тебя тоже надо! – угрожающе-плаксиво сказал капитану сержант Чернега, глядя, как Иванюта вытирал платком с искаженного болью и испугом лица кровь и слезы.
– Как, там?! – строго спросил Малышев у Чернеги. – Никто из гадов не уцелел?..
– Нет… На весь квартал разлетелись их душеньки, – удовлетворенно ответил Чернега, затем, вдруг скорчив болезненную гримасу, добавил: – Даже этот огрызок, Христич Алесь, что бросал им сумку с гранатой, не уберегся! Не успел упасть за ограду и поймал макушкой головы осколок!