Война
Шрифт:
– Не мельчиться в суждениях и выводах… Мы прикажем Жукову, чтоб в Генштабе за информацию для Совинформбюро отвечал один или два человека. – Сталин раскурил трубку, и на всех пахнул душистый запах табака. – А корреспондентам объяснить, что они аккредитованы при Военных советах фронтов и поэтому пусть согласовывают свою информацию на местах. Ведь если командующий фронтом или армией не спешит доносить в Москву о сдаче населенного пункта – это не всегда боязнь ответственности. Возможно, он надеется вернуть населенный пункт или осуществляет какой-то оперативный маневр, и тут корреспонденты не должны торопиться.
– Тем более что сверхоперативная информация, – дополнил ответ Сталина Мехлис, – может помогать ориентироваться противнику.
– Но противнику может быть на руку и ваша сверхреволюционная бдительность, товарищ Мехлис! – В словах Сталина прозвучало раздражение, и он так взглянул на Мехлиса, что тот внутренне подобрался, будто почувствовал опасность.
– Вы со мной не согласны, товарищ Сталин? – настороженно спросил Мехлис, и лицо армейского комиссара первого ранга порозовело, приблизившись цветом к малиновым петлицам его зеленой гимнастерки, в которых теснились по четыре крытых красной эмалью ромба. – Ведь мы и сами внимательно следим за тем, что обнародует противник. Значит, должны помнить…
– Должны помнить, – перебил его Сталин, – о тонкостях нашей политической стратегии, как своеобразном аккомпанементе вооруженной борьбы. – И он опять подошел к своему рабочему столу, посмотрев оттуда на собеседников, как бы призывая их к вниманию. – Вы не задумывались, товарищи, вот над чем… В каждой стране, на которую нападала фашистская Германия, находились силы, сочувствующие Гитлеру. Везде поднималась «пятая колонна», появлялись свои квислинги… Не оказалось их только в Советском Союзе.
Несмотря на наше совсем недавнее буржуазное прошлое, у нас к началу войны не оказалось ни социальной почвы, ни реальных сил для появления «пятой колонны», и это при том, что у тысяч и тысяч людей Октябрьская революция отняла их состояние, оставив только право трудиться и жить как все. – Голос Сталина чуть возвысился, что означало – главные его мысли впереди. – Нам важно знать и то, как мы выглядели даже со стороны Троцкого, учитывая, что он имел кое-какое представление, из чего складывается крепость Советского государства… Вот что писал господин Троцкий, когда в Германии пришел к власти Гитлер. – Передвинув на столе бумаги, Сталин взял тоненькую желтую папку и, раскрыв ее, неторопливо стал читать: – «Можем ли мы ожидать, что Советский Союз выйдет из предстоящей великой войны без поражения? На этот откровенно поставленный вопрос мы ответим так же откровенно. Если война останется только войной, поражение Советского Союза неизбежно. В техническом, экономическом и военном отношении империализм несравненно сильнее. Если он не будет парализован революцией на Западе, то он сметет социальный строй, рожденный Октябрьской революцией».
– Косноязычно, однако политическая формула ясна, – заметил Молотов.
– Как дважды два! – Сталин небрежно швырнул брошюру на стол. – По Троцкому: если нас не спасет восстание пролетариата западных стран, значит, нас уничтожат; другого выхода нет.
– В этом вся суть троцкизма! – сказал Щербаков, заметив, что Сталин взглянул на него так, будто ждал его слова.
Сталин действительно собирался выслушать Щербакова, но не спешил задавать ему вопросы, рачительно перебирая мысли, как опытный землепашец сортовые семена. Он вновь стал расхаживать по толстой ковровой дорожке, расстегнув верхние пуговицы армейского кителя и поглядывая золотистыми глазами на огромную оперативную карту, расстеленную на краю стола заседаний. Трудно было предположить, о чем он сейчас заговорит, как вернется к затронутой проблеме политической стратегии.
– Гримасы истории! – Произнося эти слова, Сталин глухо и едко засмеялся. – Политический авантюрист Троцкий надеялся убедиться на нашем примере в состоятельности своей теории. А успел убедиться до своей смерти в обратном – увидел, что троцкизм гниет… Нам, впрочем, сейчас не до того, чтоб доказывать это. Много чести для Троцкого. Главное, что мы выстоим, должны выстоять! Мы сумеем защитить дело Ленина, хотя на революцию пока нет надежд: революционные силы Германии упрятаны в тюрьмы и в концентрационные лагеря…
И всем стало ясно, что Сталин, размышляя вслух, прокладывает логические мостки к чему-то тревожащему. Его глаза светились глубоким умом, знанием чего-то особенного, неведомого другим.
– Так вернемся к тонкостям нашей политической стратегии и, добавим, политической тактики перед лицом буржуазного мира, напряженно следящего, как мы сопротивляемся войскам фашистской Германии. – Сталин остановился против Щербакова и, как обычно, держа левую руку у нижней пуговицы кителя, неожиданно спросил: – Товарищ Щербаков, а если бы у нас в стране сейчас обнаружилась «пятая колонна», вы бы спешили сообщать об этом в сводках Совинформбюро?
Щербаков поднял на Сталина удивленные глаза, шевельнул крупными руками, лежавшими на столе.
– Товарищ Сталин, даже в оккупированных наших областях гитлеровцы не находят опоры среди советских людей! – Он, чувствуя серьезность вопроса, нервным движением руки поправил очки на широком носу и продолжил: – Только единицы из среды уголовников и недобитых кулаков идут к ним в услужение… Но это не «колонна», а ошметки!.. Каждый день Совинформбюро получает и распространяет сведения о партизанской войне в тылу врага!
Внимательно выслушав Щербакова, Сталин удовлетворенно усмехнулся, пощекотал мундштуком трубки усы и повернулся к Мехлису, который, кажется, почувствовал, что Сталин сейчас обратится к нему, и смотрел на Сталина прямым напряженным взглядом, выражающим вопрос и настороженность.
– А вот товарищ Мехлис чуть было не разоблачил «пятую колонну» среди наших военных!.. – Сталин махнул зажатой в правой руке трубкой в его сторону. – Я имею в виду бывшее руководство Западного фронта во главе с Павловым. – И он бесшумно зашагал по ковру.
– Не я же вел следствие! – вяло откликнулся Мехлис, и все поняли, что это уже не первый у них разговор об этом. – А предполагать все можно было, имея в виду не столь давнее прошлое.
– Предполагать, что бывший крестьянин Павлов, ставший генералом армии и Героем Советского Союза, мог пойти на сговор с фашистами против рабоче-крестьянского государства?! – Остановившись, Сталин повернул к Мехлису только голову; его косой взгляд выражал негодование. – А ведь вы именно с таким обвинением препроводили в Москву из Смоленска отданных под суд генералов! – Увидев, как побагровел и заерзал на стуле Мехлис, Сталин смягчился: – Ну, не лично вы, а военная прокуратура фронта, где вы были первым членом Военного совета! Хорошо, что здесь, в Москве, военная коллегия Верховного Суда разобралась во всем, отмела бредовые обвинения Павлову, которые он подмахнул, желая, видимо, довести все до абсурда или в минуту невменяемости, в порыве слепой обиды!..