Война
Шрифт:
Вместе с нашим человеческим грузом Ревик, Врег, Балидор и я были пристёгнуты к внутренним стенам одного из двух контейнеров с органическими щитами и ждали, придётся ли нам использовать оружие, которое мы захватили на случай чрезвычайной ситуации.
Неловко было оказаться лицом к лицу с людьми, которых мы привезли с собой из Сан-Франциско. Джон тоже находился здесь, но пребывал в полной отключке. Он даже не пошевелился с тех пор, как мы вошли в битком набитый людьми и видящими контейнер.
Большинство людей, которых я знала из Сан-Франциско, сидели
Да уж, это было неловко.
Я несколько раз навещала их на авианосце перед нашим отбытием в Аргентину.
Но за время полёта обратно в Штаты я ни разу не поговорила с ними, как и за те недели, что мы провели в Олбани.
Казалось, будто никогда не хватало времени из-за всей этой информации и докладов, требующих внимания, из-за разговоров с командой разведки о предварительном отслеживании Касс и Фиграна, из-за позволения им часами считывать мои впечатления о Касс, из-за просмотра новостей из других стран по подпольным каналам.
Затем последовали бесконечные обсуждения того, как лучшего всего добраться до Манхэттена, что делать с людьми и видящими из Списков, которые застряли в других частях земного шара, кому мы вообще можем доверять настолько, чтобы сообщить имена тех из Списка, чьё местоположение мы ещё не определили.
Конечно, я знала, что это дерьмовая отговорка.
Я слишком много таращилась в окно на кровавую бойню на улицах Олбани, чтобы оправдание «не хватило времени» звучало убедительно.
Правда в том, что после Аргентины я просто была не в состоянии проводить время с теми людьми, с которыми я дружила вместе с Касс. Я не была готова к напоминанию о своей жизни в Сан-Франциско, или о том, насколько чужеродной эта жизнь казалась мне теперь. Я не была готова к тому, что хоть один из них спросит меня, где Касс, и почему она не с нами.
Я не могла справиться с этим, так что я их избегала.
Я и на субмарине их не видела, поскольку Балидор в качестве меры предосторожности запер всех людей в свободных от вируса контейнерах перед нашим отбытием.
Врег бесился, что Джона разместили вместе с остальными «червяками» на время нашего путешествия через гавань Нью-Йорка и Ист-Ривер. Но сейчас, глядя на Джона, пристёгнутого ремнями и пребывающего в полной отключке, я действительно не видела большой разницы.
Наверное, это хорошо, потому что Джон не позволил бы себе спать, если бы увидел Врега с пулей в руке.
Ну, для меня хорошо, во всяком случае.
Варлан и Балидор говорили, что у Джона всё ещё был неясный Барьерный отпечаток, а по словам лабораторных техников, ещё и «двойственные» показатели крови и расположение органов, — так что с ним нам надо сохранять осторожность, пока мы не будем знать, как он отобразится на сканировании.
Я заметила, что Варлан, похоже, питал огромное любопытство к Джону.
Когда их познакомили в Аргентине, он довольно долго таращился на него, а затем прочистил горло и прямо спросил его:
— Что ты такое?
Пока растерянный Джон пытался подобрать ответ, Варлан повернулся к Балидору и задал тот же вопрос ему.
— Это что? — спросил он, и в его низком мелодичном голосе слышалось любопытство.
Он уставился на Джона так, будто он был какой-то экзотической зверюшкой, принадлежавшей нам.
Возможно, он так бы и продолжал задавать этот вопрос или какой-то схожий, но примерно в тот момент у Врега закончилось терпение. Он с резкими нотками в голосе объяснил, что «это» неприкосновенно, и Варлану лучше держать свой чёртов aleimi при себе, если он не хочет расстаться с тем, чего ему будет не хватать.
Я невольно захихикала над его словами, чем тоже заслужила грозный взгляд от Врега.
Похоже, ничто из этого Варлана не удовлетворило, но он показал им обоим уважительный жест и вежливо удалился.
Ревик, конечно, считал это до невозможности уморительным.
Временами мне казалось, что это хотя бы отчасти вызвано принципом «страдать лучше за компанию, чем в одиночестве».
Врег и Джон, если верить Балидору, находились в самом разгаре той неловкой, нестабильной и гиперчувствительной фазы образования пары видящих, когда ещё непонятно, к чему всё идёт. Это обычно приводило или к ужасным расставаниям, которые включали угрозы жизни и немало затаённых обид, или же в результате действительно образовывалась связанная пара.
Если честно, я не могла сказать, какая перспектива пугала меня сильнее.
Выбросив это из головы, я постаралась сосредоточиться на том, где мы находились сейчас и, что ещё важнее, куда мы направлялись. Поскольку за последние несколько недель никому не удалось связаться с кем-нибудь в отеле, мы действительно понятия не имели, во что вот-вот войдём.
Что бы они ни организовали в наше отсутствие (в плане безопасности и протоколов самообеспечения), я беспокоилась, что этого окажется недостаточно.
Однако в этом отношении у меня не было никаких твёрдых фактов — во мне говорила исключительно моя паранойя.
Нью-Йорк, похоже, каким-то образом усиливал эту паранойю. Как только мы причалили к пирсу, Барьер как будто отяжелел, словно всё aleimi– поле Нью-Йорка изменилось за время нашего отсутствия. В этой тяжести я ощущала окружавшие нас глаза, словно всё и вся здесь находилось под наблюдением практически беспрестанно.
Подумав об этом, я взглянула на Ревика и увидела, что он хмурится.
— Ага, — только и сказал он.
— Ты не должен читать меня здесь, — тихо напомнила я ему.
Он слабо улыбнулся.
— Когда речь идёт о тебе, и мы сидим так близко друг к другу, это не чтение, жена. Это слушание. Особенно когда ты не можешь закрываться щитами.
Я неосознанно потянулась к нему своим светом, но Ревик схватил меня за руку, жестом показывая остановиться. Он поцеловал меня в ладонь.
— Эй, — предостерёг он. — Будь осторожна, ладно? Мы скоро будем в отеле.