Войны и миры: Отряд «Омега»
Шрифт:
— Да? — прищурился Освальд и вдруг побледнел.
Послышался вой моторов. Взвизгнули тормоза, заскрипели шины на асфальте. Снизу по шоссе подкатили две длинных черных машины, сверху — еще две. Из машин стали выскакивать плотные чернобородые мужики в белых тюбетейках. В руках у каждого был автомат. Ни слова не говоря, мужики открыли огонь.
Борис махнул рукой и первым полез вверх по склону. Гарик попытался убежать, но Пурдзан ткнул его кинжалом в спину и заставил лезть вслед
Борис остановился на выцветшей проплешинке среди сухих стволов. Присел на камень.
— Никого не потеряли? — спросил он по-турецки и кивнул Пурдзану, — кончай его.
Гарик разинул рот, но не успел издать ни звука — Пурдзан всадил в него кинжал по самую рукоятку. Быстро выдернул, снова всадил, выдернул. Вытер о траву. Поглядел на Бориса.
— Голову отрезать? Отрежем, кинем этому…
— Долго возиться. А этого уже пристрелили.
— Кто, кстати? — спросила Ольга.
Борис встал с камня. В последний раз посмотрел на часы.
— Талгат. Татарин. В местные крутые лезет. Я ему заранее сказал: ровно в полдень все рыбачьи ублюдки будут на шоссе. Я так и думал, что устроят пакость.
— А если бы без пакости?
— Тогда взяли бы паспорта. Я бы все равно потом прихватил кого-то из селедок, а с Талгатом бы перезабился. М-да. Без паспортов надо мотать как можно скорее. Зарядим тачку. Прямо до Москвы.
Через три часа гремящий всеми суставами старый микроавтобус катил в Москву. Борис договорился с водителем за пятьсот долларов.
До Москвы добрались без приключений. Только украино-российскую таможню пришлось обходить пешком. Василий смотрел через замусоленное окошко на покосившиеся домики и на строящиеся коттеджи из серого кирпича. Все это слабо напоминало шикарные загородные виллы провинции Гиперборея, так же, как и усеянное выбоинами шоссе — Трансвизантийскую Магистраль.
Ольга не интересовалась видами. Почти всю дорогу она проспала на заднем сидении. Только при подъезде к Москве она выглянула в окошко и удивленно ахнула.
— Я здесь была!
— Не мудрено, — пожал плечами Василий, — мы в Гиперборее.
— Нет, не просто была. Ведь здесь… Карту! Карта есть?
Водитель, толстый небритый коротышка в потертом коричневом костюме, не отрываясь от дороги, вытянул из бардачка карту и ткнул пальцем в какую-то точку на ней.
— Шо, заблудилась, дочка? Москва, столица бывшей нашей Родины! Вот!
Ольга несколько секунд удивленно пялилась на неправильный овал, начерченный на карте. Снова посмотрела в окно. Снова на карту.
Василий усмехнулся.
— Узнаешь родные места?
Ольга откинулась на спинку сидения.
— Столица? Интересно. Интересно, — повторила она по-турецки, чтобы не смущать водителя, — сейчас мы проезжаем мое учебное стрельбище. А дальше, у реки, будет монастырь. Я в нем росла. Монастырь Святой Параскевы.
Она снова перешла на русский, спросила у водителя:
— Монастыри в Москве есть?
— Как же не быть? Много.
— А монастырь Святой Параскевы?
— О таком не слыхал.
Однообразные белые дома, похожие на картонные коробки, сменились тяжелыми зданиями из желтоватого кирпича. Борис сказал, что его квартира — на севере Москвы. Поехали через центр.
Некоторое время двигались по набережной, потом выбрались на мост. Ольга ела глазами вывески, прохожих на улицах, даже небо, кажется, вызывало ее удивление. А на мосту она радостно вскрикнула.
— Вот же он! Монастырь!
Вдоль набережной извивалась красная зубчатая стена.
— Это не монастырь, дочка, — важно ответил водитель. — Это Кремль.
Глава 5
Хафизулла может запомнить дорогу с первого раза, даже ночью в незнакомом городе. Таким вещам специально обучают хашишеев. А Василий запутался. Он устал считать темные переулки, повороты, бульвары.
— Город без света. Пастбище воров.
— Пастбище шпаны, — поправил Борис. Он уверенно крутил руль, проносясь через узкие улочки, выскакивая на проспекты и снова ныряя в темноту. На заднем сидении Хафизулла внимательно смотрел по сторонам, запоминал — на всякий случай.
Больше в шикарной машине Бориса никого не было. Остальных он запер у себя на квартире — шестой этаж, толстенная бронированная дверь. Ольга сразу кинулась в ванную, девушки — спать, а Пурдзан и Мин-хан с любопытством засели перед телевизором.
— Ксивы. Пушки. Сначала — ксивы, — бормотал Борис себе под нос. И не переставая курил.
Василий тоже закурил. Местный табак оказался великолепным.
Миновав очередной перекресток, Борис свернул на бульвар и почти сразу — в переулок. Поставил машину носом к выезду.
— Пошли. Заведение у местной братвы зовется «Буфет». Там крымские люди, меня знают. Вась, Хаф, вы там поменьше трепитесь, больше улыбайтесь. Вы как бы для мебели. А если что… Но там, по идее, ничего такого не бывает.
У двери на стене висела табличка: «Гостиница Кубань». Тесный холл с гардеробом, коридор. В коридоре Василий уловил знакомый сладковатый запах.
— Здесь живут турки?
— С чего ты решил? — удивился Борис.
— Пахнет гашишем.
— А, это Гарик напыхтел. Он — большой любитель.