Войны Митридата
Шрифт:
Что же касается вопроса о том, почему было решено напасть на Пантикапей именно зимой, то ответ может быть только один – рассчитывали на внезапность и на то, что Неоптолем просто не сумеет вовремя собрать войска. Диофант, чья слава гремела по всему региону, был отстранен от командования и вызван к Митридату, а кто такой этот Неоптолем, варвары и понятия не имели. Поэтому и решились на войну.
Сам переход по льду через Керченский пролив союзников не пугал, для них это было в порядке вещей: «Суровость холодов лучше всего обнаруживается в связи с тем, что происходит в устье Меотиды. Морской путь из Пантикапея в Фанагорию становится доступным для повозок, так что это не только морское путешествие, но и сухопутное» (Страбон). Скифские военачальники и племенные
Стратег Неоптолем вел боспорскую конницу по скованному льдами проливу. Всадники ехали плотными рядами, поскольку полководец внимательно следил за тем, чтобы походная колонна не растягивалась. В рядах войска Неоптолема были не только боспорские бойцы, но также пафлагонские и каппадокийские наездники, прибывшие вместе с новым командующим из Понта. На битву шли и отряды скифов, признавших власть царя Митридата и теперь воевавших под его знаменами.
Густо валил снег, закрывая видимость, но стратег выслал вперед многочисленные дозоры и был уверен в том, что не разминется с противником. Его воины были готовы к бою и в любой момент могли развернуться в боевые порядки. Но враг не появлялся, и понтийский полководец продолжал осторожно вести свое войско вперед.
Сквозь завесу снежного покрова прорвалась группа всадников и помчалась навстречу приближающейся колонне. Неоптолем поднял руку, останавливая движение войск. Военачальник уже догадывался о том, какую весть ему сообщат разведчики, но всё равно не спешил отдавать команды. Когда же его опасения подтвердились, стратег велел воинам разворачивать строй. Варвары приближались, но полководец не сомневался, что успеет закончить все перестроения. В центре Неоптолем поставил боспорских и скифских наездников, а на флангах тяжелую каппадокийскую и пафлагонскую конницу. Его замысел был прост – втянуть противника в рукопашный бой по центру, а затем массированной атакой панцирной кавалерии разбить врага на флангах и взять в кольцо.
Снег, валивший с самого утра, прекратился, и стратег увидел, как по плоской белой равнине, в которую превратился пролив, движется множество черных точек. Солнечный луч пробился сквозь низкие свинцовые облака, и Неоптолем, прикрыв глаза рукой, продолжал вглядываться в надвигающееся вражеское войско. Варвары волной накатывались на армию Митридата. Мчались в бой, размахивая мечами и потрясая копьями, ахейцы, зиги и гениохи. Взяв длинные пики наперевес, неслись на вражеские ряды, защищенные тяжелыми панцирями из конских копыт сарматы. На полном скаку натягивали луки скифы.
Неоптолем не спеша проехал вдоль рядов своих всадников и подал знак трубачу. В ответ на протяжное пение боевой трубы взревели боевые рога скифов, и их конные лучники выехали вперед из рядов боспорского войска. Вновь пропела труба, и град стрел обрушился на приближающихся варваров. Вздыбились и покатились по льду подстреленные кони, десятки всадников вылетели из седел и полетели под копыта бешено мчавшихся лошадей. А скифы Неоптолема продолжали опустошать свои колчаны, в буквальном смысле засыпав врагов стрелами. Бились на льду раненые лошади, сотни людских и конских тел затрудняли варваром продвижение вперед, и их натиск замедлился, а ряды смешались. Видя, что вражеское войско пришло в расстройство, стратег решил использовать этот шанс и, вытащив из ножен махайру, ринулся в бой, увлекая за собой боспорскую конницу.
Сражение перешло врукопашную, где всё решали индивидуальная подготовка и выучка бойцов. Убрав луки, схватились друг с другом на акинаках скифы, а сарматы побросали длинные пики, которые стали бесполезны и потащили из ножен тяжелые мечи. Каппадокийцы и пафлагонцы, в крепких пластинчатых панцирях, крушили палицами и боевыми топорами ахейцев и гениохов, которые постепенно пятились под этим мощным натиском.
Снова повалил снег, но накал битвы не ослабевал. Кони скользили и падали на льду, многие
Победа была полной и безоговорочной, зимний набег варваров на Паникапей потерпел неудачу.
Неоптолем прекрасно понимал, что отразив вражеское вторжение зимой, он, тем не менее, так и не разрешил главную проблему. Окончательно разбив соратников Савмака, стратег задумался о том, как решить проблему пиратства. Хотя сам ход событий подсказывал, что промышлявшие морским разбоем варвары ещё вернутся. И вернутся на этот раз всей своей силой, на кораблях и камарах, чтобы ещё раз попытаться сокрушить понтийское господство на Боспоре Киммерийском. Поэтому Неоптолем не стал тратить время попусту, а как только пролив освободился ото льда, стал стягивать к Пантикапею, Нимфею и Тиритаке боевые корабли. Вербовал фракийцев, которые после пленения Савмака оказались не у дел и теперь с радостью были готовы снова поступить на службу. Люди стратега в Горгиппии и Гермонассе ловили каждый слух об ахейцах, зигах и гениохах. Через торговцев и рыбаков разведчики пытались выяснить, собирают варвары флот или нет, а если вдруг начнут подготовку к походу, то не Пантикапей ли будет их конечной целью?
Усилия даром не пропали, поскольку к середине лета стало известно о том, что объединенный варварский флот отплыл по направлению к Боспору Киммерийскому. Неоптолем медлить не стал и собрал все корабли в один кулак у города Нимфея. Стратег решил любой ценой не допустить вражеской высадки на берег, поскольку отдавал себе отчет в том, к каким последствиям это может привести. Боспорский флот численно уступал флоту пиратов, зато у Неоптолема были настоящие боевые корабли, которым противник мог противопоставить только захваченные купеческие суда, да небольшие камары. Но ахейцы, зиги и гениохи были уверены в своих силах, делая ставку на колоссальный опыт ведения боевых действий на море. Однако при этом упустили из виду, что одно дело грабить купцов и совсем другое – сражаться против навархов Митридата.
Увидев на горизонте вражеские суда, Неоптолем велел атаковать прямо по центру пиратского флота. Загремели барабаны келевстов [22] , задавая ритм гребцам, защелкали бичи надсмотрщиков, и, разрезая бронзовыми таранами морскую гладь пролива, корабли стратега пошли в атаку. На вражеских судах засуетились и забегали моряки, воины спешно разбирали оружие и становились вдоль бортов, а капитаны стали перестраивать флотилию в боевой порядок. Но было уже поздно. Мощный клин боспорских и понтийских кораблей врезался в гущу камар и пиратских судов, множество из которых, не выдержав таранных ударов, сразу же затонули.
22
Келевст – начальник над гребцами.
Кормчие Неоптолема искусно направляли корабли на вражеские суда, таранами проламывая им борта и ломая весла. Тогда пираты изменили тактику и, пользуясь численным превосходством, решили взять неприятельские корабли на абордаж. Но боспорские и понтийские корабли были буквально набиты наемными фракийцами, боспорскими гоплитами и тяжелыми пехотинцами Неоптолема. Едва только камары окружали какое-либо вражеское судно и забрасывали его абордажными крючьями, как с высоких бортов в лодки прыгали фракийцы и рубили кривыми махайрами гребцов и воинов. Гоплиты и понтийские солдаты перебирались на корабли варваров и вступали с противником в рукопашную схватку, где перевес неизменно оказывался на их стороне. Изрубив команду, воины рассыпали по палубе угли из жаровен, после чего покидали обреченное судно.