Войны несчитанные вёрсты
Шрифт:
Особое место в деятельности политорганов и всех партийных организаций соединений и частей фронта занимали вопросы пополнения партийных рядов. Именно сейчас, на пороге решающих событий, ежедневно сотни бойцов и командиров вступали в ряды ленинской партии, давали клятву на верность священному делу освобождения Родины от заклятого врага.
Одним из постоянных направлений деятельности политорганов, всего политического состава и партийных организаций, особенно в свете определившихся задач подготовки войск к активным наступательным действиям, была работа с бойцами нерусской национальности.
Дело
Следует отметить, что упомянутая директива, как показала проведенная в войсках фронта специальная проверка, выполнялась - все бойцы нерусской национальности были, по возможности, сведены в отдельные подразделения, их возглавили командиры, знавшие соответствующий язык. Но дело в значительной мере осложнялось отсутствием печатных изданий на национальных языках, что затрудняло популяризацию подвигов прославленных воинов, препятствовало полноценному обучению прибывшего пополнения. Мало было политработников, владевших языками народов СССР. Политуправление фронта поставило и решало задачу вместе с различными организациями, чтобы листовки, памятки, инструкции переводились на соответствующие языки, издавались многотысячными тиражами, доводились до каждого бойца нерусской национальности...
В решении этой задачи большую помощь оказала наша фронтовая газета "Красная Армия". Ее редакция в короткие сроки освоила издание переводных тиражей газеты вначале на грузинском и казахском, а затем на узбекском и азербайджанском языках. (В дальнейшем количество языков переводных изданий увеличилось до семи).
Запомнился мне этот долгий обстоятельный разговор. Рассказ С. Ф. Галаджева основательно помог войти в курс забот и практической деятельности политорганов. Конечно, все это было только своеобразным введением. Еще предстояло лично ознакомиться с положением дел на местах, до той степени узнать обстановку, когда появилось моральное право активно влиять на положение дел в войсках.
Вскоре после ухода С. Ф. Галаджева позвонил К. К. Рокоссовский, пригласил к себе.
Командующего я застал сидящим за столом в глубокой задумчивости с дымящейся папиросой в руке. Он читал, видимо, не первый раз, текст какого-то документа.
Встретив меня, К. К. Рокоссовский бережно коснулся кончиками пальцев лежавших перед ним листов плотной бумаги и произнес:
– С учетом обсуждения составлен в окончательной редакции план решающего наступления на окруженную группировку. Прошу прочитать и, если не возникнет с вашей стороны каких-либо возражений, подписать для доклада представителю Ставки.
Ну вот и первый здесь, на Донском фронте, высшей меры ответственности
В самом деле, только вчера я прибыл сюда, успел поговорить всего лишь с несколькими людьми, побывать на одном заседании Военного совета, а сегодня уже обязан подписать документ особой важности, поставить подпись члена Военного совета, дающую документу юридическую силу, с полной, наравне с командующим, ответственностью за все, что в нем изложено, за все предвидимые и непредвидимые последствия, которые произойдут с вводом его в действие.
Передо мной на столе лежал не обычный документ, каких издавалось и издается великое множество. Это был ни много ни мало план операции по окончательному разгрому и уничтожению окруженного под Сталинградом, но еще очень крепкого противника. Мне было уже предельно ясно из хода обсуждения вопроса на заседании Военного совета, что главную силу в осуществлении этого плана представляли войска Донского фронта. Следовательно, и главная ответственность за все то, что и как будет принято, как будет осуществлено, возлагалась на нас.
Утвержденный план - это уже приказ! Сейчас он будет подписан. После согласования и утверждения Ставкой уйдет в войска, приведет в действие огромный фронтовой механизм, а спустя некоторое время закипит сражение, в котором, как в зеркале, отразятся все достоинства и недостатки принятого решения, опыт, умение, талант всех тех, кто к созданию плана руку приложил.
Я внимательно прочитал отредактированный штабом документ. Все оказалось достаточно знакомым, ничего нового по сравнению с оговоренным в Вертячем. И все же, не скрою, ставил свою подпись со сложным чувством, в котором преобладало недовольство тем, что за нехваткой времени не сумел еще побывать хотя бы в одной армии, вникнуть в наступление войск, изготовившихся к наступлению.
План я подписал и, подняв голову, встретился с понимающим взглядом К. К. Рокоссовского. Словно прочитав мои мысли, он сказал:
– Здесь предусмотрено все, что мы были в состоянии предусмотреть. Я лично убежден, что сколько-либо существенных просчетов план не содержит.
После обстоятельной беседы с С. Ф. Галаджевым мне теперь хотелось выслушать и мнение командующего о степени подготовленности войск к наступательной операции.
На мой вопрос К. К. Рокоссовский ответил не сразу. На его открытом лице появилось выражение озабоченности.
– В ходе боевых действий по окружению вражеской группировки, - произнес он, словно бы прислушиваясь к собственным словам, - мы не раз отмечали наличие самых досадных промахов в организации взаимодействия. Неудача 24-й армии тому яркий пример. Но дело не только в командирских просчетах...
После короткой паузы командующий закончил:
– Многие бойцы нового пополнения вообще никогда не ходили в атаку. Немало бойцов и младших командиров вот уже за последнее время не раз участвовали в наступательных боях, но успеха добиться мы тогда не смогли. Наши люди видели безрезультатность атак, ненужные потери. Можно полагать, что кое-кто из них вообще потерял веру в саму возможность успешной атаки сильно укрепленных позиций противника.