Воздастся каждому
Шрифт:
Джереми ничего не ответил, наблюдая за Кэллагеном. А тот заявил:
— Я бы на вашем месте быстренько отправился посоветоваться с красоткой Майолой, что теперь делать. Похоже, жизнь ко всем Мероултонам оборачивается пренеприятнейшей стороной.
Джереми, не сказав ни слова, развернулся на каблуках и вылетел из офиса. Кэллаген слышал его шаги по лестнице.
Подождав несколько минут, он вышел и запер кабинет. Затем достал с полдюжины убористо исписанных листков — результат работы, проделанной между посещением Грингола и телефонным разговором
Он все ещё усмехался.
12. ВКЛЮЧАЯ ПОХИЩЕНИЕ ДЕТЕЙ И ЖЕНЩИН
Кэллаген повернул на Ченсери Лейн и зашагал в сторону Холборн. Накрапывал дождь, и он поднял воротник пальто, стараясь держаться подветренной стороны,
Вспомнилась ночь, когда началось дело Мероултонов. Тогда тоже шел дождь. Он негромко выругался, поминая ночи, которые приходилось проводить, вышагивая по Ченсери Лейн, то в офис, то на дело, то покупая информацию. то пытаясь раздобыть немного денег для себя. И удивившись сам себе, пришел к выводу, что сыт по горло ролью частного детектива. Ему уже осточертело и «Сыскное агентство Кэллагена», и сам Кэллаген.
Беспрерывной череде дел не видно было конца. Он задумался, что происходит с частными сыщиками, когда они стареют и устают бегать по всему городу, вызволяя приличных леди и джентльменов из неприличных затруднений, устают вечно повсюду совать свой нос, общаться с никчемными людишками, жуликами и прожженными мошенниками. А ведь это и есть жизнь частного сыщика. Конечно, некоторые справляются с этой рутиной и выходят на уровень большого бизнеса. Пример — Пинкертон. Теперь он преуспевающий бизнесмен с внушительной организацией национального масштаба в Штатах, где частный детектив с хорошей репутацией что-то значит.
Кэллаген пошарил в поисках сигареты, удивляясь, какого дьявола он вдруг стал думать о преуспевающих коллегах. Несбыточные мечты — ему никогда такого не добиться. Так что лучше не забивать ерундой голову.
В поисках сигареты он нащупал на оставшиеся 180 фунтов . Жалкие крохи! Как бы там ни было, он расколол Мероултонов на 1180 фунтов и в принципе мог оставить их себе, продолжая игру с Гринголом. Но он пожертвовал тысячей, отдав её Полу; и, говоря по — правде, это было крайне необходимо.
Дарки ждет 80 фунтов за работу. Да и другим, кто помогал, немного полагается. В итоге ему останется всего с полсотни фунтов. И то, если повезет.
Но он знал, почему именно так вел дело. Не стоило хитрить, его зацепила женщина, и зацепила крепко. Такие женщины, как Цинтия Мероултон, не каждый день встречаются. Он втюрился в неё как мальчишка, с первого взгляда, словно наглотался кокаина. Она обладала всем, что он ценил и любил в женщинах, и как он догадывался, ещё гораздо большим.
Свернув с Холборн в переулок, потом темный тупичок, он постучал в ветхую дверь. Оттуда выглянуло очень старое морщинистое лицо.
— Привет, Слим, — проскрипел его обладатель. — Как дела? Что надо?
Кэллаген ухмыльнулся.
— Ты же не думаешь, что я пришел спросить, который час? Дай мне одну из тех бутылочек для отключения сознания, получишь фунт.
Старик поморщился.
— Обычно я беру пятерку, Слим. За фунт по нынешним временам далеко не уедешь.
— Я плачу фунт, — твердо сказал Кэллаген. — И не делай слишком крепким. Придется пользоваться носовым платком.
— Ладно, — вздохнул дед. — Только для тебя, Слим! На какое время тебе нужно?
— На пару часов.
— Тогда тебе нужен хлороформ. Погоди, я принесу бутылку.
Кэллаген ждал, постукивая ногой о ступеньку, и курил сигарету. Спустя пять минут старик принес бутылку.
Кэллаген заплатил обещанный фунт, распрощался и отправился в гараж на Лэмб Кондуит Стрит. Оплатив счет почти в четыре фунта за хранение машины, он вновь получил право пользоваться своим доисторическим «купе» 1929г. Но Слим с циничным пренебрежением относился к антиквариату, к полностью выработанным тормозам и постоянной одышке и хрипам старенького мотора.
Он влез в машину, посмотрел на часы — 0.45 — и покатил на запад.
Кэллаген стоял посреди комнаты, разглядывая Цинтию Мероултон с головы до ног тем же оценивающим взглядом, что и при первой встрече.
Она устроилась около камина. Крепдешиновое домашнее платье, искусно сшитое по её фигуре, тонко гармонировало с туфельками черного атласа и бежевыми чулками. Кэллаген думал, что с каждой встречей она выглядит все более холодной и одновременно все более желанной.
У стены стояли два собранных в дорогу саквояжа. Черное пальто с меховым воротником, маленькая шляпка и перчатки лежали рядом на столике.
Кэллаген виновато улыбался. Его пальцы в кармане пальто крутили бутылочку с хлороформом и мяли носовой платок с завернутой в нем ватой.
— Я всегда прошу у вас за что-нибудь прощения, — бодро начал он, — но мои поступки не всегда совпадают с тем, чего бы вам хотелось.
Она взглянула на него в упор.
— Мистер Кэллаген, я думаю — вы лжец, и не особенно искусный. Вы обещали привезти Вилли. И обманули. Вы говорили, что он в Эдинбурге — это тоже ложь.
Кэллаген пожал плечами.
— Иногда ложь того стоит. Но как вы узнали про Вилли?
— Вечером он позвонил и рассказал, что вы попросили его не контактировать со мной, но он, конечно, беспокоился и волновался. Если бы не вы, с вашими дешевыми фокусами, он давно был бы здесь.
— Замечательно, — кивнул Кэллаген, — но как он узнал, что вы здесь? Хотя, полагаю, я сам могу ответить. Бьюсь об заклад, ему сказал Грингол!
Она казалась озадаченной, глаза вопрошающе глядели на него со странной смесью любопытства и презрения.