Воздухоплаватель. На заре авиации
Шрифт:
– А что случилось, господин подполковник?
Андрей и в самом деле не чувствовал за собой ошибок или промахов.
– Вы уже больше года не были в отпуске! По итогам года деньги спишут, а мне дадут нагоняй. Пишите прошение, я поставлю визу.
– Да мне особо и ехать некуда.
– Не мои проблемы. Езжайте к родителям, к девушке. Неужели не надоела наша глухомань?
И правда, погулять, познакомиться с какой-нибудь девушкой было негде. Гражданских лиц, кроме семей офицеров, не было.
Андрей написал прошение, в тот же день был издан приказ по роте. Он получил отпускные деньги и проездные документы. Решил ехать в Крым. После Русско-японской войны Крым стал излюбленным местом отдыха царей, даже дворцы себе там построили. Да не дворцы Андрей решил смотреть, все
Не дано человеку знать свое будущее. Может, и к счастью. Не каждый может распорядиться толково знаниями. Один, обладая знаниями по бактериологии, создает бактериологическое оружие, а другой, с тем же уровнем знаний, – лекарства от инфекций. Ехать пришлось с пересадками. Сначала до Минска, пересадка на поезд в Киев, потом уже в Крым. Как авиатор сначала добрался до Севастополя, из него в Качу. Было интересно посмотреть на авиашколу. И был разочарован. Аэропланы уже морально, да и технически устаревшие. Конечно, дело авиашколы – научить курсантов навыкам пилотирования, а потом сами освоят другие летательные аппараты. Но Андрей полагал, что стоит начать обучение с тихоходных аппаратов, типа «Блерио», прощавших ошибки, а потом переходить к более совершенным. Видел он уже, хоть издали, немецкий «Альбатрос». Даже зависть была, хотелось полетать на таком аппарате. Кто заболел небом, это уже навсегда. Но небо – стихия для человека чуждая, ошибок не прощает. В Каче Андрей пробыл несколько часов, да и отправился на побережье, наняв извозчика с пролеткой.
В курортных поселках жизнь неспешная. Отдыхать люди приехали, не работать. Дамы под зонтиками, чтобы не загореть. Загар – удел простолюдинов. Средина сентября, часть отдыхающих уже уехала в столицы, свободных квартир полно. Андрей снял квартиру у грека. У того и парусный бот есть, вывозит отдыхающих в море – порыбачить, полюбоваться красотами.
Лавочек полно, где местные жители продают блюда национальной кухни. И татары здесь есть, и греки, и армяне, и русские. А еще в каждой лавке вино. Однако хозяин дома, грек, посоветовал съездить в Массандру или имение Новый Свет князя Голицына. Андрей кивнул, отложил на потом. Не такой он любитель вина, чтобы ехать на дегустацию так далеко. Уж лучше ловить последние теплые деньки, загорать, радоваться солнцу, есть фрукты, только сорванные с дерева. Чтобы не выделяться, купил в магазине белые полотняные штаны и такую же рубашку, по моде отдыхающих тех лет, а еще белую кепку. Фотограф на набережной с огромным деревянным фотоаппаратом на штативе-треноге зазвал все-таки сделать фото на память. Конечно, после цветной печати черно-белые снимки, да еще не очень четкие, впечатления большого не производили, но оставил на память. Будет чем похвастать перед офицерами авиароты.
Беззаботная жизнь и вкусная еда привели к набору веса в два фунта, последние дни упорно сгонял физическими упражнениями – бегом, приседаниями, отжиманиями. Зато форма села как влитая. Грек Анастас всплеснул руками:
– Вай! Прямо гвардеец! Такому не грех стоять в царской охране в Ливадийском дворце.
– В охране государя казаки и лейб-гвардия, а я к ним не отношусь.
Андрей заплатил греку, и тот отвез его в Ростов-на-Дону на своем суденышке. Так получалось быстрее и удобнее, чем с пересадками до Киева. Полуостров дорогами не баловал, приезжали отдыхать в основном туберкулезники, климат и воздух для них подходящий.
Андрей вечером сел в поезд, а утром уже вышел в Киеве. Прогулялся по Крещатику, главной улице Киева, посетил лавру. Не сказать, что набожный был, но быть в Киеве и не осмотреть лавру?! Она не только один из центров православия, но и архитектурный шедевр. Успел осмотреть все, вечером поужинал в ресторане. Заказывал блюда украинской кухни – борщ с пампушками, вареники со сметаной, да под горилку и вовсе славно получилось.
Когда занимаешься делом, которое нравится, время летит быстро, не заметил, как отпуск подошел. А ушел в отпуск, и возвращаться не хочется. Спи вволю, ешь от пуза чего хочешь, любуйся красотами. Странно устроен человек.
Только от Киева отъехал поездом Киев – Варшава, а все мысли уже о службе. Механики и мотористы обещали за время отпуска Андрея провести на аэроплане регламентные работы.
Поезд прибыл в полдень, Андрей с небольшим чемоданом прогулялся к казарме авиароты, пообедал в офицерской столовой, потом доложился подполковнику о прибытии.
– Видно, отдохнул, загорел, – похвалил подполковник. – С завтрашнего дня приступайте к полетам, поручик.
– Есть приступать!
За время его отпуска авиарота пополнилась двумя пилотами и несколькими нижними чинами с квалификацией моториста или механика. Обучение в авиа-школах не успевало за потребностями армии, это становилось понятно всем, от командиров авиарот до Генштаба.
В гатчинской авиашколе пробовали установить на аэропланы пулеметы. Стреляли с дистанции полтора километра по деревянному щиту 9x7 метров. Испытания стрельбой признали удовлетворительными, но дальше экспериментов пока не пошло. Командование считало главной задачей авиации разведку, корректировку артиллерийского огня и бомбардировку. Для бомбардировки были нужны аэропланы с более мощными моторами и высокой грузоподъемностью. Таковых в русской авиации не было до появления четырехмоторного самолета И. Сикорского «Илья Муромец». Но к средине 1914 года, до начала войны, их было изготовлено всего четыре, а произведено за время войны 85 штук.
А в аэрофотосъемке русские авиаторы не отставали от европейских ни качеством фотокамер, ни качеством самой съемки. С корректировкой артогня было хуже. Летнаб вел наблюдение, следил за разрывами снарядов на территории противника. Описывал полукруг, за время эволюции летнаб писал записку, вкладывал ее в металлический футляр с привязанным полотном яркой раскраски для заметности – красным, зеленым. Такой вымпел сбрасывали на стреляющую батарею, записка корректировщика передавалась командиру батареи. А немцы в вопросе корректировки опередили всех. Они сначала испытали, а после стали устанавливать на самолетах радиостанции. Самолеты тех времен были двухместные, летчик пилотировал, летнаб наблюдал и передавал по рации поправки или новые координаты. Французы в этом отстали, а у советской авиации рации на самолетах в массовом количестве появились во время Второй мировой войны.
Тут еще и военная доктрина Русской армии устарела. Генералитет России делал ставку на кавалерию как на мобильный род войск. А 75 % потерь воюющих сторон нанесла артиллерия, причем тяжелые орудия. К началу войны таких пушек в Российской армии было 240, а в Германии 3260. Немецкая промышленность, готовясь к войне, выпускала 250 тысяч снарядов в сутки.
Предполагая, что вероятные противники тоже применят кавалерию, генералитет дал задание, и для борьбы с кавалерией с самолетов были придуманы и массово выпускались металлические стрелы, с хвостовиком для стабилизации, весом около двухсот граммов. Они выбрасывались летнабом из ящика над конницей. Падая с высоты, такие стрелы пробивали и всадника, и лошадь. Однако Андрей эти стрелки для борьбы с кавалерией воспринимал как анахронизм, времена луков и стрел.
Когда Андрей отправлялся в полеты один, скажем, с пакетом связи в Гродно или Белосток, он обязательно тренировался – закладывал виражи, обязательно с крутыми кренами почти под девяносто градусов. Только такой фигурой пилотажа можно было внезапно и быстро изменить направление полета. Из прочитанной еще в детстве книги с картинками имел представление о фигурах высшего пилотажа: бочке, иммельмане, мертвой петле. Но выполнять их опасался по двум причинам. Первая и главная – не было уверенности в надежности аппарата. Выдержит ли он повышенную нагрузку, не развалится ли в воздухе? Был бы парашют, можно было бы рискнуть. А вторая причина – не знал, как это технически исполнить. По мере налета, опыта стал свои опыты проводить. Давал нагрузку на самолет, прислушивался и приглядывался: не трещит ли фюзеляж или крылья, не рвется ли перкаль, которым обтянуты крылья и фюзеляж? Немцы уже стали делать шпангоуты из алюминия, а французы и русские продолжали делать набор из дерева. Тяжелее по весу получалось, трудозатратнее, пожароопаснее, но дешевле. Для массового производства цена играла роль.