Воздухоплаватели
Шрифт:
Наконец у Вороньей горы наблюдатели заметили яркие вспышки и тут же на Кировском заводе - разрывы снарядов.
– Есть цель! - радостно закричал в телефонную трубку Джилкишиев. Дальнобойная артиллерия противника!.. - передал координаты.
В следующее же мгновение неожиданно сверху, из облаков, выскочили два "мессера" и полоснули по аэростату трассирующими очередями. Оболочка аэростата мгновенно вспыхнула, на глазах теряя упругие формы.
– Женя! Горим! Прыгай! - Джилкишиев стоял у задней стенки корзины, наиболее удобной для прыжка. По-кошачьи перемахнув через борт, он выбросился из гондолы и раскрыл парашют.
Кириков
Упала на землю обгоревшая гондола, приземлился Джилкишиев, а Кирикова нет...
Получилось же, как выяснилось позже, вот что.
Пылающая оболочка хоть и пронеслась перед глазами воздухоплавателя, заглянув в них своим ослепляющим небытием, но парашют чудом не загорелся. А Кириков, чуть придя в себя, оторопел: он почувствовал, что не опускается с парашютом, а вопреки всем законам физики, наоборот, поднимается все выше и выше! "Что за чертовщина? - лихорадочно соображал он, вертя головой. - Уж не в рай ли?" Но наконец догадался, что его тянет вверх восходящий поток горячего воздуха - с физикой все было правильно.
Парашют отнесло далеко в сторону. Кириков приземлился, только не совсем удачно: сначала ударился о крышу невысокого здания, затем его потащило на сарай, а очнулся воздухоплаватель на груде старых железнодорожных шпал под глухой незнакомый голос:
– А ну-ка врежь ему еще разок! Ишь прикидывается...
С трудом разлепив глаза, Евгений увидел на фоне ясного неба свирепое лицо молодого бойца, который действительно приготовился еще раз ударить его прикладом.
– Ты что?! Свой я! - вмиг вскинулся Кириков.
Тут и разобрались, объяснились до конца.
Так, понемногу, знакомился я с новыми товарищами, и если что смущало при вступлении на должность заместителя начальника штаба, то лишь одно некомпетентность в боевой работе воздухоплавателей. Пройдя немалую школу первых девяти месяцев войны, я, конечно, уже мог считать себя кадровым командиром, но тех обрывочных сведений по воздухоплаванию, которые почерпнул когда-то на учебном полигоне в Луге, для выполнения возложенных на меня обязанностей было недостаточно. Вывод напрашивался один - садиться за учебники, наставления, штудировать метеорологию, правила стрельбы, корректировки артогня. И здесь мне. повезло: в дивизион вскоре прибыло тридцать молодых артиллеристов и корректировщиков. Теперь уже, как штабной работник, я не только знакомился с начинающими воздухоплавателями, но вместе с ними познавал таинства корректировки и разведки с аэростатов наблюдения.
* * *
В начале войны на Ленинградском фронте, как я уже говорил, действовали разрозненные воздухоплавательные отряды. Для боевой работы в отрядах использовали привязные аэростаты с гондолой на двух наблюдателей. Оборудование гондолы бесхитростное: высотомер, полевой телефон, иногда еще массивный фотоаппарат для съемки местности. Да и сама гондола, как уже упоминалось, представляла собой простецкую корзину из сплетенных прутьев ивняка. Этот наблюдательный пункт, как принято было говорить у воздухоплавателей, сдавался в воздух и выбирался на тонком стальном тросе диаметром 4,6 миллиметра с помощью специальной лебедки, смонтированной на автомашине.
Все данные наблюдатели передавали по телефонному кабелю в штаб отряда или непосредственно в артиллерийские части, когда проводилась корректировка артогня.
Казалось бы, действительно, чего проще: сиди в корзине да передавай. Однако враг хорошо понимал, чем грозит ему поднятый в воздух аэростат наблюдения. Практически каждый подъем сопровождался интенсивным обстрелом, атаками истребителей. Как же было непросто научиться вести наблюдения спокойно и хладнокровно, когда то слева, то справа воздух разрывают снаряды, завывают "мессеры"...
Наши обстрелянные воздухоплаватели учили этому новичков и словом, и делом с первых дней совместной работы. Вместе с новичками учился и я. Однако непринужденный разговор о боевой работе порой запоминается намного быстрее любых инструкций и наставлений, прочно держится в памяти долгие годы. И ветераны-воздухоплаватели не жалели времени для молодых - передавали свой боевой опыт.
– Ну вот, - начинает рассказ Судаков, вспоминая войну с финнами, когда стало ясно, что линию Маннергейма с ходу не взять, мы получили приказ готовиться к штурму!
Для нас это - разведка, разведка и еще раз разведка. Иногда три часа болтаешься в корзине, смотришь: там финн тропинку проторил, а дота вроде нет. Зачем ходят? Прошу артиллерию: "Ну-ка, братцы, пощекотите холмик". Ага, огрызнулись. Нанесем на карту место вспышки. При штурме накроем, а пока думайте, что я вас не заметил.
Но противник был тоже не лыком шит - хитрый. Бывало, только поднимешься в небо - батареи начинают палить в открытую, да как! Поначалу-то думал: вот лопухи, раскрылись! Засечешь быстренько огневые точки. Только потом научился распознавать: коль вспышки жидковатые, значит, ложные.
– А из гондолы вам приходилось прыгать? - спрашивает кто-то из молодых.
В кругу необстрелянных Володя Судаков выглядит этаким дядей из лермонтовского "Бородино", хотя сам чуть постарше новичков, и с достоинством отвечает:
– Выло дело, пытались как-то еще на подъеме срезать. Только наши истребители перехватили "мессера" вовремя - не получилось. Да и зенитчики подстраховывают.
К рассказу Судакова охотно подключается Саид Джилкишиев:
– Мороз в тридцать девятом стоял такой, что деревья лопались. Одевались мы, правда, хорошо, да и наркомовские сто граммов помогали, но все равно ветерком-то пробирало до костей. Приходилось укутываться, на лице маска из кротового меха. Наземные виды разведки в забитых снегом лесах Карельского перешейка мало, чем помогали артиллеристам. Вот мы и висели непрерывно над вражеским передним краем. А в феврале, как наши пошли на штурм линии Маннергейма, приказ командующего артиллерией: "Не опускать аэростат, пока идет бой!"
Было дело, я и лейтенант Швиркин поднялись на аэростате БД на тысячу двести метров. Мороз вот-вот, кажется, превратит тебя в ледышку, дыхание захватывает, но мы провисели час - удалось скорректировать огонь по пяти батареям. Вот тут-то на нашем участке пехота и ожила - яростно вклинилась в проклятую линию!
В мае вместе с большой группой командиров Красной Армии Саид Джилкишиев побывал в Москве с другими самыми решительными воздухоплавателями.
– Понимаешь, - с гордостью заканчивает он свои воспоминания, - меня, Тимохина, Судакова, Басалаева в Кремль вызывали. Сам товарищ Михаил Иванович орден давал. Веришь, мы очень рады были...