Вожак
Шрифт:
Много, много воды утекло с тех пор.
– Слушай, Анатоль, так у тебя же жена вроде Света была, ты чего разошёлся? – обратился я к нему, когда лодка удалилась от нас.
– Почему, была? И сейчас есть…. – он неторопливо заедал коньяк жареной рыбой.
– Аха! Шалим, братишка! С любовницей расслабон решил устроить?! – уколол я его.
– Почему с любовницей? – он невозмутимо жевал рыбу, – С женой….
– Не врубился…. – недоумённо уставился я на него.
– А-а! История я тебе скажу! Давай, ещё помаленьку коньячка накатим, а там как хошь суди меня.
Выпили. Помолчали. Я не торопил собеседника, как будто чувствовал, что ему нелегко начать свой рассказ.
– Ты в институт, а я женился. Правильно ты заметил – на Светлане. Жизнь молодая пошла как по маслу, любил я её, любил и баловал. Весь
Анатолий помолчал, потянулся к чайнику, я налил ему чаю.
– Спасибо… Вот так и прожили шесть лет. Тут перестройка, будь она неладна. Строить почти перестали. Я на своем автомобиле еле-еле зарабатывал, только на хлеб и хватало, где уж тут о масле думать. А тут – удача – понесла она! Беременность была сложная, когда я увез её рожать, врач вышел ко мне и прямо сказал: «Все очень и очень сложно! Будем выбирать между матерью и ребёнком!» Я так и сел на кушетку…. Наверное, в тот час у меня появились первые седые волосы. Часов пять, они возились. Что только я не передумал! Хорошо тёща со мной рядом была, человеком оказалась, поддерживала, как могла. Когда вышел врач и слабо улыбнулся, понял я, что надежда есть. Оказалось – живы обе и мать и дочка. Правда, Светку, в реанимацию увезли, ну а дочь – обещали показать через недельку. Вышли мы из больницы, тёща мне и говорит: «Чего ты будешь мотаться по общагам? Пошли ко мне, я и сготовлю поесть, ты вон посмотри на себя – лица на тебе нет!» Пошли мы к ней. Пришли, поесть чего-то у нее, было, ставит она бутылку водки на стол: «Выпей, тебе расслабится надо, вон весь ажно серый стал! Да и я намучилась, внучку ожидая! Выпей и ни о чем плохом не думай, женщины, они как кошки, живучие!» Выпил я, да видать переборщил малость, подразвезло меня и ударился я в слёзы. Она подошла ко мне, приобняла мою голову и прижала к груди, чую я – возбуждаюсь…. Женщины то у меня не было месяца два…. Целую её грудь через кофточку, знаю – нельзя, а ничего поделать с собой не могу! Тут она, взяла меня за руку и повела в спальню. «Ты, – говорит, – ни о чем плохом не думай, меня муж бросил десять лет назад, а ты мужик правильный, и чего без бабы страдать будешь?»
– Осуждаешь? Да и не старая она вовсе! – Анатолий взглянул на меня и престал крутить вилку в руках. Я отрицательно помотал головой.
– Её-то всего сорок два было, в восемнадцать Светку родила, всего-то старше меня на каких-то десять лет!
Анатолий помолчал, словно прислушиваясь к своим мыслям, и негромко продолжил:
– Наутро я, почти не глядя в сторону тёщи, убежал на работу. Вечером, сам не знаю, почему очутился возле её дома. Долго сидел на лавочке, и было, уже совсем собрался к себе в общагу, вдруг она вышла из дому, взяла меня за руку: «Не мучайся так, считай, что ничего и меж нами не было». Поужинали, я спать лег. И знаешь, Сань, на работе так умаешься, как провалишься в сон, а тут – ворочаюсь, спать не могу…
Корче – нарисовался я в дверях спальни, она села на кровати: «Ну, наконец, то! Извелась я, уже вся, тебя дожидаясь!» Так и повелось у нас, Светка целый месяц в больнице, а я – к тёще в постель! Вижу, вижу – осуждаешь!
– Да ты чего Толян, пристал! Завидую! – отшутился я.
– Ладно, подкалывай дальше! Но все когда-то кончается…. Выписали Светлану, секс ей пока нельзя, денег в доме – не густо. Тут тёща торговать надумала. Многие тогда начинали, не у всех получилось, а у неё пошло, пошло потихоньку. Я помогал, за товаром в Россию мотался, чего-то развозил…. Короче – через год мы купили две квартиры на первом этаже, одну под магазин, другую под склад. Вот там мы и стали снова встречаться с тёщей. Хорошо я устроился, – хохотнул он, – и жена, и любовница под боком! И что самое главное – люблю я их обеих! Так прошел ещё год. Приходит ко мне тёща: «Заводи машину, поехали за Татьяной!» Татьяна, это вторая её дочь, младше Светки на два года. Замужем, она, полуторагодовалая дочка, да вот незадача – пьет её муженек! Пьет, и бить женушку начал. Забрали мы Татьяну, от мужа пропойцы и привезли домой. А квартира у нас уже трехкомнатная имелась. Так и стали жить втроем. Мои дамы уехали в Турцию за товаром, они во всю «челночили» а мы остались с Татьяной на хозяйстве. Дочка её ко мне давно привязалась! Ребёнку совсем немного надо – папа, да папа…. А я её баловал – шоколадку, подарки какие-нибудь. Вот сидим мы вечерком, телик смотрим, а Настя, дочка Татьяны, залезла ко мне на колени, и уснула. Спит, посапывает, я её приобнял и сижу, смотрю. А там – какую-то лабуду показывают, женщины от неё, в восторге. Короче – про несчастную любовь, про то, как очередная брошенка снова без памяти влюбилась. Засыпать начинаю. Тут Татьяна вроде как дочку захотела забрать, наклонилась за ней, а сама упала на колени рядом с креслом, уткнулась в меня и разревелась. Я, говорит, давно тебя заприметила, какой ты заботливый да внимательный! Ни разу мою дочь не оттолкнул, и мне всегда улыбаешься, всегда подарки.… А мне – битой да оскорбленной, много ли надо? Влюбилась я в тебя, делай с этим что хочешь! Так вот и получилось. Тёща с женой приехали из Турции а у нас а у нас во всю такой «турецкий гамбит».
Э-э! – Анатолий махнул рукой, – Все тайное, когда ни будь становиться явным! Застукала нас Светлана, так в объятьях друг друга и застукала!
Скандал! Шум, пыль, до потолка! Кинулась Таньку за волосы оттаскать, а та в ответ в неё вцепилась. «Люблю, – кричит, не отдам! Пусть ты и сестра мне!» Тут я документы сгреб, ключи от машины и ушел от них. Хорошо в общаге мужики по старой памяти приютили. Месяц кантовался на раскладушке, да на холостяцкой пище. Сам знаешь – что не сваришь, всё равно пельмени получаются! Чуть язву желудка не заработал. Прихожу однажды, под вечер с работы, у подъезда на лавочке, тёща сидит, меня значит дожидается….
Анатолий потянулся было к полупустой бутылке коньяка, но передумал и, махнув рукой, продолжил:
– Увидела меня: «Нечего скитаться по общагам иди домой, обе они тебя любят, да и Татьяна беременна, пятый месяц как пошел. Я тоже в положении, но это пусть тебя не волнует, сделаю аборт, ещё не поздно. Идем, жёны ждут, да и дети соскучились по отцу»
Вот так и живем с той поры, две жены у меня, как видишь и тёща в любовницах. … Пробовал было порвать с ней отношения, а не могу, люблю её и все тут!
Тут с берега, ему замахали руками его жена и дочь, приглашая покатать их в лодке.
– Увидимся, Санек! Ещё не вечер! – и он побежал к ним.
А я смотрел ему в след и думал: «А ведь его любят и ждут сразу три женщины! Тройная любовь, что это – тройное счастье, или тройная обуза?»
Валерка
Черным вихрем пролетела последняя война по селам и деревням нашей области. И, хотя, на нашей земле не гремели бои, но мобилизация частым гребнем вычистила почти всех мужчин, а оставшиеся бабы, да девки изнывали в тяжком труде. «Все для фронта, все для победы!» лозунг этот висел не только в сельских клубах, да конторах, он был в сердце каждого жителя нашей области.
Почти у самого истока Белой Убы, в десятке километров от скалистой громады, поросшей кедрачом горы Синюхи, стоял поселок лесорубов – Кедровка. Пять десятков домов, контора лесоучастка, изба-читальня, она же клуб, вот и весь поселок. Не ищите вы его на карте, нет Кедровки, разъехались кто, куда последние жители, давно разъехались, в 58 году. Однако в военные годы жизнь кипела и в этом медвежьем углу. В летнюю пору бабьему, да вдовьему трудовому населению нужно было не только выполнить план по лесозаготовкам, но успеть вырастить огородину, запасти сено для лошадей и редких коровенок. Хорошо было еще подспорье – подрастающие мальчишки, всего пятеро, а в сенокос, свозить там копны, да и с вилами под скирдой подавать высохшую душистую траву, хорошая подмога. За главного был у них Валерка, 15 лет, а суждение и ухватка в делах – любой взрослый позавидует! Так и взрослели они в трудное военное лихолетье.
– «Ничего, – порой мечтали они, – вот вернутся отцы, отдохнем!»
Вернулись, но не все, на Валеркиного отца еще в 41 пришла похоронка. Всего то и пришло с фронта 6 человек, а уходило 54. Да и на троих пришедших надежды было мало – калеками пришли с войны. Деревенька воспрянула было духом – гуляли два дня, а как же? За победу, за вернувшихся односельчан, можно было. Мальчишки и те захмелели от медовухи. Валерка вот только не пил, характер у него был упрямый, твердый как гранит на белопенных перекатах реки, сказал как-то раз: