Вождей не выбирают
Шрифт:
– Чтобы ты случайно не повредила самой себе. Рана плохо закрылась.
– Шрам останется?! – ужаснулась я.
– Скорее всего.
– Ужас! Единственное достоинство – третий размер, так ведь и то изуродовали!.. А ну, развяжи меня, щас я им…
– Не волнуйся, – успокоил меня рыцарь, аккуратно распутывая узлы. – Мы им уже объяснили, что они были не правы…
– Всем?
– Всем до единого. – Он бросил веревки в угол. – Ты только лежи спокойно, как бы швы не разошлись.
– Швы?.. Ого! А кто меня штопал? Откуда здесь лекарь? Где мы вообще?.. – засыпала я беднягу вопросами. Он открыл было рот, чтобы удовлетворить мое любопытство, но тут полог из листьев, занавешивающий вход в хижину, откинулся, и внутрь
– Ну, здравствуйте, моя милая! – немного смущенно сказал он.
Я вытаращила глаза:
– Академик Попретинский?! Но… как?! Вы же… вы же умерли!
– Ты его знаешь? – удивился Риган. – Откуда?..
– Это мой сосед! То есть бывший сосед… ничего не понимаю, я же сама была на ваших поминках!.. И лично, извиняюсь, в гробу вас видела!
– Где? – живо переспросил академик и покачал головой: – Ну надо же, а я думал, мне все это приснилось… то есть мне снилось, что я в Петербурге, еду из академии, и тут почему-то сильно закололо в груди… Помню, книга выпала из рук…
– У вас случился сердечный приступ, – сказала я. – И «скорая» не успела… Стойте! Вы сказали – книга?!
– Да.
– Какая книга? Такая старинная, в кожаном переплете, с непонятными значками?!
– Кажется, да… – Глаза академика блеснули: – Ты тоже ее читала?!
– Читала!.. И вот результат…
– Это неслыханно!.. – пробормотал Попретинский. – Ели бы я знал… Однако давайте-ка сначала вас осмотрим. Будьте добры, молодой человек, подождите за дверью.
– Зачем?
– Как – зачем?! – ахнул целомудренный Юрий Семенович. – Но… девушка, в некотором роде… не одета!..
– Чего я там не видел?..
– Риган! – Я покраснела до ушей. – Сгинь с глаз, похабник! Не позорь меня при людях!..
– Как скажешь… – Ухмыляясь, нахал вышел.
– Никакого воспитания! – сердился академик, осматривая мою рану.
Да, в общем-то, «рана» – это слишком сильно сказано. Ничего особенно страшного. Слава богу, шрам не слишком большой, а то ходить бы мне до конца жизни в платьях «под горло»…
– Ну что, все нормально? – осторожно поинтересовалась я, глядя, как лекарь мажет багровый шов какой-то липкой мазью.
– Более чем, милочка, более чем! Жить будете… и даже хорошо! – Он наложил повязку и отошел, чтобы помыть руки. Я медленно села на матрасе. Общая слабость, под ключицей ноет, отдавая в плечо, но в конечном итоге, кажется, мне повезло.
– Юрий Семенович, – снова спросила я. – Неужели вы не знали, что это за книга?! Вы же ужасно умный!
– Ну, не умнее многих моих коллег… – отмахнулся он. Профессор был совершенно чужд всякого тщеславия. – Видишь ли, Стасенька, эта вещь попала мне в руки совершенно неожиданно! В тот день, утром, собираясь ехать в академию, я вспомнил, что забыл прочесть докторскую диссертацию Иванчука, отзыв о которой я должен был дать уже давно и все откладывал… Я принялся ее искать, перерыл все в квартире, но она как сквозь землю провалилась. Ужасно неудобно, подумал я, и полез на антресоли, в надежде, что, может быть, злосчастный труд каким-то образом окажется там… Докторскую я не нашел, но нашел странный кожаный том, который видел впервые в жизни!.. Я все свои книги наизусть помню, а эту видел в первый раз… Это было очень странно, но время поджимало, и я, решив поискать диссертацию вечером, уехал в академию. А там закрутился, словно белка в колесе, к тому же разругался в пух и прах с Карапузовым, который обвинил меня в закоснелости взглядов и посоветовал уйти на пенсию, и совсем забыл про книгу. Вспомнил о ней только когда за мной пришла машина, чтобы ехать домой. И вот, пока стояли в пробке, я ее открыл…
– И все-все поняли?!
– Напротив, девочка моя, – ничегошеньки не понял, и очень озадачился!.. Но настроение у меня, сколько помню, было не очень хорошее, и я не стал
– Вы смогли прочесть стих под картинкой и оказались здесь?
– Совершенно верно! И ты тоже?..
– Я прочитала одну страницу из вашей книги, и – вот. Но… подождите! – меня прошиб холодный пот. – Так что же выходит – я… там, дома… умерла?!
– Не могу сказать точно… – наморщил лоб Попретинский. – Но все может быть.
– Мамочки…
– Правда, знаете, что? – вдруг сказал он. – Я припоминаю, было в том стихе, что попался мне на глаза, что-то такое… про смерть и «возрождение по ту сторону времен» – это я хорошо запомнил! Может, потому и умер – там?..
– Наверное! – с облегчением сказала я. – У меня-то про это точно ничего не было! Зуб даю!.. У меня про месть что-то было и про Ареса. А про смерть – не было! Уф-ф, полегчало…
– Ну вот, – улыбнулся он. – Тогда не стоит так волноваться. Все поправимо…
Я успокоенно притихла.
– Сейчас я попрошу твоих друзей изловить какую-нибудь живность в лесу, – сказал академик. – Сам-то я, если ты помнишь, вегетарианец, а тебе нужен крепкий мясной бульон.
– Фу! – Я скорчила рожу. – Не хочу! Хочу мяса! Большой кусок! Свежезажаренный!!
– Ни в коем случае! – отрезал лекарь. – Это слишком тяжело сейчас для твоего желудка, ты ведь почти неделю была без сознания…
– Сколько?! – Я даже подпрыгнула на своем ложе. – Неделю?! Черт, черт, черт!.. Так долго?.. Юрий Семеныч, будьте любезны, срочно вызовите ко мне Тавруса! Это такой большой, с бородой…
– Да уж знаю, познакомились, – кивнул Попре-тинский. – Ты лежи, сейчас я его пришлю…
… Таврус, деликатно подушив меня в объятиях и утерев скупую мужскую слезу, рассказал следующее: после того как меня «убили», драка была недолгой. Не знаю, на что надеялись чернокнижники, но куча совсем озверевших от горя мужиков во главе с нашим отчаянным рыцарем уложила всех в считаные минуты. Обнаружив, что моя светлость еще дышит, Таврус свернул лагерь и, велев Спиртусу везти меня на руках (у него конь – иноходец, поэтому не так трясет), взял в галоп. Риган хотел разнести Колизей к чертовой бабушке, но его убедили оставить священную месть на потом… К обеду следующего дня наш отряд вырвался наконец из Мертвой Пустоши и добрался до леса, где Таврус и наткнулся на академика. Короче – я просто везунчик. Несмотря на оказанную полковником первую помощь, кинжал подлого старикашки занес в рану какую-то заразу, что было особенно паршиво в связи с близостью сердца, и, если бы не По-претинский, который по первому из четырех высших образований – медик, мне бы сейчас пришлось любоваться ромашками строго снизу… Слава богу, до этого не дошло. Неделю я провалялась в беспамятстве, а остальные, трудами Юрия Семеныча, подлечились и отдохнули…
– У нас большие потери?
– Двенадцать человек, – склонил голову Таврус. Я заскрипела зубами:
– Все из-за меня! Какого лешего меня вообще понесло в этот римский театр?..
– Нет, это я виноват, – покачал головой полковник, – надо было слушать Ригана. Он ведь предупреждал, что там опасно…
– Но не сказал почему. – В хижину шагнул рыцарь. – Так что это моя вина. Прости, полковник.
– А, ладно… – махнул рукой тот. – Лучше сядь с нами. Пора решать, что делать…
– Стойте, стойте! – Вернувшийся Мышель пулей взлетел ко мне на руки. – Без меня пристроились разговоры разговаривать!..