Вожди в законе
Шрифт:
150.000 этих денег были в мелких купюрах и немедленно поступили в распоряжение "финансового отдела" БЦ, в который входили все те же три человека: Ленин, Красин и Богданов. Остальные 100.000 были в крупных купюрах по 500 рублей. Номера этих банкнот были сообщены русским правительством во все банки, и размен их в Российской империи представлял большие трудности. Зашив деньги в жилет, большевик М. Н. Лядов вывез их за границу, где их предполагалось без труда разменять в заграничных банках. Поскольку было очевидно, что после первого же размена русское правительство разошлет списки украденных номеров еще и за границу, решено было произвести обмен одновременно в нескольких городах Европы. В первых числах января 1908 года по инициативе Красина такая операция действительно была проведена в Париже, Женеве, Стокгольме, Мюнхене и других городах. Однако неожиданно для большевиков она закончилась провалом: все большевики, явившиеся в банки для размена, были арестованы. Среди арестованных были известные в кругах социал-демократии люди, например, будущий нарком иностранных дел М. М. Литвинов, незадолго перед тем назначенный большевиками официальным секретарем русской социал-демократической делегации на Международном социалистическом конгрессе в Штуттгарте, состоявшемся в августе 1907 года. При аресте в Париже у Литвинова нашли двенадцать похищенных в Тифлисе пятисотрублевок. Попался и будущий нарком здравоохранения Н. Александров (Н. А. Семашко -- дальний родственник Г. В. Плеханова). Прямого отношения к размену Семашко не имел, но на его адрес приходили письма одного из участников размена. В руках полиции оказалось в общей сложности 50 пятисотрублевых билетов, и в иностранной прессе теперь уже открыто писали о том, что тифлисская экспроприация была делом рук большевиков.
Причина провала разъяснилась лишь после революции. Среди привлеченных к разработке плана размена был большевик Житомирский (Отцов), доверенный человек Ленина по делам большевистских групп в эмиграции с 1903-04 годов, являвшийся одновременно главным осведомителем заграничного филиала Охранного отделения в Париже. Через Житомирского Департамент полиции был в курсе всех приготовлений Красина к размену и заблаговременно снесся с полициями европейских государств.
В 1906 году большевики в Петербурге и Москве разрабатывали план выпуска фальшивых денег. К этому проекту Красин вернулся в 1907 г. и заказал в Германии бумагу с водяными знаками для печатания фальшивых трехрублевок. Однако об этих планах стало известно. В Берлине были произведены аресты, закупленная бумага конфискована и проект этот, как вспоминал затем Богданов, "не осуществился лишь по случайным и чисто техническим причинам"(3).
Политическим следствием провалившегося плана выпуска фальшивых русских денег и неудавшихся попыток размена пятисотрублевок следует считать разрыв Ленина с Красиным и Богдановым. Ленин, раньше относившийся к Красину с большим уважением, теперь уже называл его "мастером посулы давать и очки втирать"(4), а несколько позже обвинил Красина в том, что тот присвоил 140 тыс. руб. фракционных денег, полученных от тифлисской экспроприации (т.е. почти все деньги, кроме 500-рублевок, переданные Камо в Куоккала членам "коллегии трех" в июле-августе 1907 г.). Становилось ясно, что конфликт Ленина с Красиным и Богдановым произошел вовсе не из-за политических разногласий, а по финансовому вопросу. Что же произошло в первой половине 1908 года кроме неудачного размена злополучных 500-рублевок? Дело в том, что в это самое время Ленин получил известие об успешном завершении еще одной операции, дающей в кассу БЦ большие деньги. Настолько большие, что стало выгодно не делиться ими со старыми соратниками -- Красиным и Богдановым, а поссориться с ними, обвинив их в присвоении денег от тифлисской экспроприации, а новые деньги забрать себе. Это были деньги мебельного фабриканта Н. П. Шмидта (Шмита), племянника текстильного фабриканта С. Т. Морозова.
О помогавшем революции Морозове писалось достаточно много как о человеке "противоречивом", под конец жизни во всем разочаровавшемся, и то ли заболевшем душевно и умершем, то ли покончившем с собой. Попытки объяснить поведение Морозова делались неоднократно. Вот что писала об этом осводомленный очевидец тех событий сестра меньшевика Л. Мартова и жена Федора Дана Лидия Осиповна Дан:
"Большевикам давали и очень богатые люди, например, Савва Морозов -этот по линии масонов. Давали и другие масоны. Денежные источники никогда выяснить не удастся, в подполье это по необходимости было засекречено и это никогда узнать не удастся, уже почти не остается людей, которые это знали и помнят"(5).
В книге В. Валентинова "Малознакомый Ленин" финансовой помощи большевикам уделено две главы. Валентинов, в частности, пишет:
"С фальшивым паспортом, нелегально, Ленин из Женевы приехал в Петербург 20 ноября 1905 года и на следующий день уже заседал в редакции газеты ,,Новая жизнь''. [...] Официальным издателем [была] М. Ф. Андреева, жена в то время М. Горького. В одном из примечаний к 10-му тому 4-го, ,,очищенного'', издания сочинений Ленина, на странице 479-й, указывается, что газете ,,большую материальную помощь'' оказал М. Горький. Из собственного кошелька Горький, кажется, ничего не вложил в газету. Он был только влиятельным посредником. Он привлек для поддержки газеты купца Савву Морозова и Шмидта [...]. Большевики оказались великими мастерами извлекать с помощью сочувствующих им литераторов, артистов, инженеров, адвокатов -деньги из буржуазных карманов [...]. Большим ходоком по этой части был член большевистского Центрального комитета инженер Л. Б. Красин, и еще более замечательным ловцом купеческих и банковских бабочек, летевших на большевистский огонь, был М. Горький, умевший вытягивать деньги и на "Новую жизнь", и на вооружение, и на всякие другие предприятия"(6).
Оставалось только дивиться щедрости Морозова и Шмидта.
В 1990 году, во время одного из моих первых, после эмиграции, визитов в Москву, я брал интервью у внучатой племянницы Саввы Морозова. С ее разрешения интервью записывалось на пленку. Именно во время этого интервью мне было рассказано семейное предание о смерти Морозова. Приведу наиболее яркие выдержки из этого крайне важного для историков документа:
"Савва Тимофеевич со многими революционерами имел контакт. [...] В 1905 году С. Т. с [женой] Зинаидой Григорьевной уехали в Канны. Но до этого, по всей вероятности, у него был роман с Марьей Федоровной Андреевой, женой Горького, ибо полис, он застраховался на 100.000, был на имя Горького. [...] Страховка была оформлена на Горького, чтобы не компрометировать даму. Даму нельзя было компрометировать. [...] И как это ни странно, Красин сейчас же оказался в тех же Каннах, куда отправился С. Т. [...] Мама сказала такую фразу: "Его надо было убрать, потому что больше дать [революционерам] он ничего не мог. А он потребовал, чтобы его ввели к курс их дел". [...] Он считал, что он что-то должен сделать для людей [...]. А дальше, когда он столкнулся, как раз, может быть, со всякими проявлениями терроризма, то тут-то он и начал, может быть, спрашивать, а что, собственно говоря, почему и зачем? Может быть на этом он споткнулся.
[...] Что до нас дошло о последних обстоятельствах. Зинаида Григорьевна собиралась ехать с Рябушинским на пролетке куда-то там кататься. Она одевала перед зеркалом шляпу. И в это время в зеркале она увидела, как приоткрылась дверь и показалась голова рыжего человека. Зинаида Григорьевна спросила: "Кто это?" С. Т. суетливо ответил: "Никто, никто". Она уехала. Когда она вернулась, то С. Т. лежал на постели, рука вниз свешивалась, и там лежал пистолет.
[...] Геня, мой двоюродный брат, сказал: "Да нет, его убили совсем не дома. Его просто положили и все. Была полная инсценировка проведена". Полиция, которая была вызвана, сказала, что пуля, которую извлекли, не соответствола револьверу, который валялся. Это раз. Во-вторых, в истории самоубийств нет случаев, чтоб самоубийца стрелял в себя лежа на постели. Такого не бывает. И в-третьих, рыжий человек, говорят, практиковал эти занятия. Но она [жена Саввы] его [Красина] не знала. Рыжий человек был Красин. [...] Так что, понимаете, все вот так вот сходится.
За трупом поехал дядя Саша, мамин брат. И мамин брат сказал, что полиция сказала, что возьмется, выяснит все обстоятельства. Бабушка, прабабушка, вернее [мать Саввы], сказала: "Я не хочу. Это шум международный. Никакого шума. Я не хочу. У Саввушки было плохое сердце. И он умер. Все."
Его похоронили. На Рогожском кладбище [...] Самоубийцу староверы на Рогожском кладбище не похоронили бы. [...] Через очень небольшое время Горький предъявил полис на 100.000. [...] В правлении встал вопрос, выплачивать, не выплачивать [...] и все-таки что это такое, ну чуть ли не через неделю человек требует деньги. Бабушка [прабабушка] сказала: "Выплатить и никаких скандалов и все. Я не хочу никаких, никаких разговоров". Через три года после этого, в 1908 году, в журнале "Былое", появилась статья Плеханова, в которой было написано: "Пора спросить Алексея Пешкова, куда он дел 100.000, цену жизни Саввы Морозова".
[...] Говорят, что С. Т. оставил письмо, по легенде, когда он застрелился, он оставил письмо. Но никто этого никогда не видал и не слыхал. [...] Это пущена, может быть, была легенда, чтобы замести следы. [...] Геня, маминой старшей сестры сын, он с дядей Сашей на эту тему говорил, и я с Геней говорила. Ну, вот он мне и сразу сказал: "Ну, слушай, да это же известно, что стрелял Красин". [...] В семье знали, вот то поколение -знало. Но [молчали, потому что] тому поколению поставила запрет бабушка (прабабушка). Она сказала: "Нет". Все покорились -- нет, значит -- нет. А потом дальше 1914 года война, революция..."(7).
Следует отметить, что сегодня это не единственное указание на то, что Морозов был убит Красиным. Т. П. Морозова, правнучка Саввы Тимофеевича, в статье "Загадочная смерть Саввы Морозова" пишет, что Зинаида Григорьевна, жена Морозова, "утверждала, что Савву Тимофеевича застрелили. Будучи рядом с комнатой, где находился Савва Тимофеевич, услышала выстрел. От испуга на какое-то время она остолбенела, затем вбежала к нему. Окно было распахнуто, и она увидела в парке убегающего мужчину". Морозов лежал на спине с закрытыми глазами, руки были сложены на животе, пальцы левой руки были опалены. Правая рука была расжата и около нее лежал браунинг. На полу у кровати лежал листок - предсмертная записка. Французская полиция, "опытные криминалисты из Венгрии и Югославии, врачи судебно-медицинской экспертизы, специалисты по баллистике" не исключали "версию убийства с последующей инсценировкой"(8).