Вожди в законе
Шрифт:
Это первое прямое указание на то, что к покушению на Ленина мог иметь отношение еще и высокопоставленный сотрудник ЧК, кем-то заблаговременно выпущенный из тюрьмы. Очевидно, что человека, избившего и арестовавшего Дзержинского 6 июля, из тюрьмы мог освободить только сам Дзержинский.
2 сентября 1919 года в ВЧК с грифом "совершенно секретно" поступил донос чекиста Горячева, утверждавшего, что "работая по делу готовящегося восстания в Москве слышал, как гр[ажданка] Нейман говорила, что в покушении на тов. Ленина участвовала некая Легонькая Зинаида, причем эта Легонькая якобы и произвела выстрелы". Это была та самая "чекистка-разведчица" Легонькая, которая сопровождала Попову на Лубянку в грузовике Красного креста. В связи с этим 11 сентября был выписан ордер No 653 на арест и обыск Марии Федоровны Нейман и Зинаиды Ивановны Легонькой.
У Легонькой оказалось алиби: во время
Эти показания следует назвать сенсационными, так как в них впервые сообщается о найденном у Каплан браунинге. Столь же очевидно, что Легонькая говорила неправду. Результаты обыска, проводимого в Замоскворецком комиссариате тремя женщинами: Легонькой, Д. Бем и З. Удотовой, нам хорошо известны из запротоколированных показаний Бем и Удотовой, данных 30 августа 1918 года. Зинаида Удотова показала:
"При обыске мы Каплан раздели до нага и просмотрели все вещи до мельчайших подробностей. Так, рубцы, швы нами просматривались на свету, каждая складка была разглажена. Были тщательно просмотрены ботинки, вынуты оттуда подкладки, вывернуты. Каждая вещь просматривалась по два и несколько раз. Волосы были расчесаны и выглажены. Но при всей тщательности обнаружено что-либо не было. Одевалась она частично сама, частично с нашей помощью".
Примерно о том же сообщила в своих показаниях 31 августа 1918 года сама З. И. Легонькая:
"Во время обыска я по распоряжению тов. Дьяконова стояла у двери с револьвером наготове. К вещам я совершенно не прикасалась, наблюдая лишь за движением рук Каплан. Обыск был тщательный, были просматриваемы даже рубцы и швы, обувь просматривалась внутри и оттуда вывертывалась подшивка. Волосы были расчесаны, просматривали также и голое тело, между ног, под мышками. Но, несмотря на всю тщательность, ничего обнаружено не было. Одевалась она частично сама, частично ей помогали".
Из обнаруженного: железнодорожный билет в Томилино, иголки, восемь головных шпилек, сигареты, брошка, т.е. всякая мелочь. "Больше ничего при Каплан обнаружено не было", -- показала Дж. Бем. В остальном перечень Легонькой совпадал с перечнем Бем: записная книжка с вырванными листами, папиросы, билет по ж. д., иголки", шпильки...(88)
Откуда же появился браунинг в портфеле Каплан и почему ни до, ни после 24 сентября 1919 года о нем не упоминали? Литвин считает, что Легонькая сообщила о браунинге по подсказке ЧК, чтобы навсегда закрыть вопрос об орудии убийства. Но поскольку допросы Легонькой достоянием общественности не делались, грубая фальсификация, запротоколированная в секретном досье, ничему не способствовала. Можно предположить, что в квартире Легонькой в сентябре 1919 года был устроен обыск, что во время этого обыска нашли браунинг, что была проведена дактилоскопическая экспертиза, показавшая, что в Ленина действительно стреляли из найденного у Легонькой пистолета. Легонькая должна была либо сознаться в том, что стреляла в Ленина (и быть, очевидно, расстрелянной), либо объяснить, каким образом к ней попал "браунинг Каплан". И Легонькая такое объяснение дала. Вопреки всей имевшейся информации она показала, что нашла браунинг в портфеле Каплан при обыске (при котором никто больше этого браунинга не видел). Был ли это браунинг за No 150489 -- или какой-то другой -- неизвестно. Впрочем, это все-лишь рабочая гипотеза.
Сама Легонькая даже не была арестована. С нее взяли подписку о явке в Особый отдел ВЧК по первому требованию для дачи показаний и отпустили. О дальнейшей судьбе Легонькой нам ничего не известно, но любопытно, что дело Легонькой пересматривалось НКВД в ноябре 1934 года(89), и трудно предположить, что вновь занявшись ее делом, НКВД оставило ее на свободе.
Здесь самое время вернуться к слухам о том, что Каплан расстреляна не была. Костин пишет, что слухи эти "начали распространяться в 30-40-х годах заключенными тюрем и концлагерей, якобы встречавших Каплан в роли работника тюремной канцелярии или библиотеки на Соловках, в Воркуте, на Урале и в Сибири"(90). "Еще в 30-е годы ходили упорные слухи, что Каплан видели в Верхнеуральской и Соликамской тюрьмах, -- вторит Э. Максимова.
– - Всего полтора года назад адвокат-пенсионер писал в Музей Ленина, что его отец, старый коммунист, ссылаясь на очень осведомленных людей, рассказал в 37-м году сыну: Каплан была помилована. Через несколько лет ему самому, студенту-юристу, в том же Верхнеуральске тюремный надзиратель назвал фамилию Каплан и показал ее камеру, а начальник тюрьмы это подтвердил"(91).
Лагерные легенды всегда столь же правдоподобны, сколь и немыслимы. Могли ли надзиратель и начальник тюрьмы рассказывать заключенному о том, что в такой-то камере сидит официально расстрелянная в 1918 году Каплан? Ведь наверное, если Каплан не была расстреляна, это считалось государственной тайной?
Масло в огонь подлили воспоминания деятельницы итальянской компартии и Коминтерна Анжелики Балабановой. Приехав из Стокгольма вскоре после покушения и посетив Ленина, она спросила о судьбе Каплан. Ленин ответил, что решение этого вопроса будет зависеть "от Центрального комитета". Сказал он это таким тоном, что Балабанова о покушавшейся больше не спрашивала. "Мне стало ясно, -- писала Балабанова, -- что решение это будет приниматься другими инстанциями и что Ленин сам настроен против казни. [...] Ни из слов Ленина, ни из высказываний других людей нельзя было заключить, что казнь состоялась".
Балабанова пишет, что ее свидание с Лениным происходило "в секретном месте", куда Ленин был вывезен "по совету врачей и из предосторожности". "Физически он еще не оправился от покушения" и "о своем здоровье он говорил очень неохотно". "Секретным местом" были Горки, куда Ленин и Крупская выехали 24-25 сентября. Значит, встреча Балабановой с Лениным относится к концу сентября -- началу октября 1918 года. Предположить, что к этому времени Ленин не знал о расстреле Каплан, совершенно невозможно, хотя бы потому, что об этом было опубликовано в "Известиях" и в органе ВЧК(92). И уже совсем неправдоподобной выглядит сцена прощания Балабановой с Крупской. Крупская обняла ее и "со слезами сказала": "Как это страшно -- казнить революционерку в революционной стране"(93). Сегодня мы с достоверностью знаем, что Ленину казнить было не страшно, в том числе и революционеров. Поверить, что через месяц после покушения Крупская, проведшая все это время около неоправившегося Ленина, проливает слезы по расстрелянной полусумасшедшей Каплан -- очень трудно. Предположить, что и Крупская не знала о расстреле -- еще труднее. Разве что речь шла не о Каплан, а о какой-то другой женщине? Но тогда все описанное граничило с разглашением Лениным государственной тайны, а на это ни Ленин, ни Крупская никогда б не пошли. Однако какое-то объяснение слухам о не расстрелянной Каплан давать приходилось. Историк Б. И. Николаевский имел свое мнение. В письме Балабановой он писал:
"Относительно Каплан: она расстреляна комендантом Кремля [...] После войны распространился слух, что Каплан жива, ее видели на Колыме и т.д. Теперь в ,,Новом мире'' появились воспоминания Ирины Каховской, другой левой эсерки, о Горьком -- по-видимому, на Колыме была именно она"(94).
Касательно самой Каховской Николаевский мог быть не прав. Но он был прав по существу: в лагерях могли встречать женщину, осужденную за покушение на Ленина 30 августа 1918 года. Кто знает, может быть это была на самом деле стрелявшая в Ленина совсем другая женщина. Может быть в 1934 году по обвинению в покушении на Ленина была арестована чекистка Зинаида Легонькая и именно ее в лагерях считали помилованной Каплан?
Привезенный после покушения в Кремль, окруженный врачами, Ленин считал, что ему приходит конец. Лично преданный Ленину человек, управляющий делами СНК и фактический секретарь Ленина Бонч-Бруевич первым оказывается возле Ленина со своей женой, В. М. Величкиной, имевшей медицинское образование. Только в ее присутствии врачам разрешают ввести Ленину морфий, излишняя доза которого может привести к смерти больного. Первое впрыскивание морфия делает сама Величкина(95). По воспоминаниям Бонч-Бруевича, Ленин пытался понять, тяжело ли он ранен: "А сердце?.. Далеко от сердца... Сердце не может быть затронуто..." -- спрашивал Ленин. И затем произнес фразу очень странную, будто считал, что его убивают свои: "И зачем мучают, убивали бы сразу...
– сказал он тихо и смолк, словно заснул"(96).