Вожди в законе
Шрифт:
Не чужд был паники и Ленин. Бухарин вспоминает:
,,Деникин, Колчак, голод... Границы советского государства сузились до последнего предела. Заговоры внутри, революция становится дыбом. Вот-вот опрокинется все на голову. Ильич считает. Спокойно. Видит возможность поражения. Шутливо называет это по-французски "culbutage" ("перекувыркивание"). На всякий случай распоряжается принять такие-то и такие-то меры, чтобы начать сызнова подпольную работу. Ни капли не сомневается, что в случае поражения он погиб. Все это -- "culbutage". Но вот он подходит к партийным рядам, и его голос звучит несокрушимой энергией: "паникеров -- расстреливать!" И каждый чувствует, что мы победим: черт возьми, разве с Ильичем можно проиграть сражение?''(8).
Таким образом, считать, что к бегству за границу
Поразительно, что в уже цитированной нами речи Луначарского о Ленине докладчика все время тянуло говорить о другом гении -- Свердлове. Сначала Луначарский объяснил тоскующей аудитории, что именно Свердлов руководил отбором партийных работников, т. е. выполнял функции генерального секретаря партии:
"Вот, товарищи, под этим страшным нажимом, под этим гнетом в несколько тысяч атмосфер жило наше большевистское подполье, и тут можно было наблюдать человека, активен ли он, энергичен ли он, организатор ли он, кристаллизуются ли около него кружки. Все эти типы очень хорошо знал Я. М. Свердлов. Скажем, Иванов или Петров -- кто он такой? Свердлов знал, что он тогда-то вступил в партию, тогда-то бегал, тогда-то его освободили и т. д. То, что у Я. М. Свердлова было развито с такой феноменальной силой, об этом все мы знали в партии, поэтому, когда мы выбирали наш ЦК и редакцию нашего центрального органа, то мы туда выбирали людей не потому, что нам нравился нос того или иного, а выбирали после огромнейшей проверки. И на этих руководящих постах этим людям нужно было дать выдержать жизненный экзамен, самый суровый, самый беспощадный. Так в нашей стране, в этом лучшем штабе лучшие люди из интеллигенции и из пролетариата постепенно отсеивались, создавали великих вождей позже наступившей революции. Совершенно ясно, что нигде в мире подобного штаба и подобных вождей быть не могло".
Свердлова Луначарский подчеркнуто ставил на один уровень с "сияющим дорогим гением" Лениным:
"Владимир Ильич, когда умер Свердлов, которого он очень высоко ценил, и который, как вы знаете, в истории партии сыграл большую роль,-- был и секретарем ЦК, занимался подбором, сортировкой сил и стоял, таким образом, во главе советской власти, вместе с Владимиром Ильичем делал громадное количество ответственнейшей работы -- Владимир Ильич сказал [...]: Умер человек, которого заменить некем. Другого такого человека мы в партии не имеем. [...] Надо его заменить подходящим коллективом"(9).
Иными словами, уже в 1919 году Ленин обвинял Свердлова в том, в чем в своем завещании он будет обвинять Сталина: в сосредоточении необъятной власти. Мы знаем, в общих чертах, как протекала и чьей победой закончилась борьба с Лениным в 1922-1924 годах. Как же протекала и чем закончилась борьба Ленина с предыдущим "генсеком" партии Свердловым?
30 августа 1918 года историки обычно рассматривали как дату начала широкой кампании "красного террора", последовавшего в ответ на покушение на жизнь Ленина. Считалось, что в Ленина стреляла эсерка Каплан, задержанная, во всем сознавшаяся и то ли расстрелянная, то ли, по другой версии, тайно помилованная, и что организаторами теракта были руководители эсеровской боевой группы. Однако 30 августа стало этапом в истории большевистской партии по совсем другой причине. Впервые с момента захвата власти большевики расправлялись с одним из собственных лидеров: в Ленина стреляли свои.
Первую серьезную статью на эту тему написал израильский историк, эмигрант из России, Борис Орлов(10). Идеологически неприемлемая для советской историографии и неудобная для западной, статья "осталась незамеченной". После 1976 года, как и до него, несвободные советские и свободные западные историки продолжали хором утверждать, что в Ленина стреляла Каплан.
Перелом принес 1990 год. Под очевидным влиянием статьи Б. Орлова в августе 1990 года "Комсомольская правда" опубликовала две статьи, подвергавшие сомнению всеми признанную ранее версию(11). В том же году вышла брошюра "Фанни Каплан: Я стреляла в Ленина", составленная Б. М. Сударушкиным(12).
Осенью 1990 года в интервью ленинградской программе "Пятое колесо" в числе прочих вопросов я коснулся и покушения на Ленина 30 августа:
"Покушение на Ленина, так называемое покушение Каплан, видимо, было связано с оппозицией Ленину внутри партии. Совершенно очевидно сегодня, что не Каплан стреляла в Ленина. Есть серьезные основания предполагать, что к этому покушению имел отношение Свердлов. По крайней мере, после покушения Свердлов себя очень странно вел. Он забрал Каплан из тюрьмы ЧК и поместил ее в личную тюрьму, находившуюся в Кремле под его кабинетом. Он отдал Малькову, подчиняющемуся Свердлову коменданту Кремля, приказ о расстреле Каплан, хотя Мальков по должности не имел права расстреливать Каплан, комендант Кремля не имел никакого отношения к таким делам. [...] Видимо из-за несоответствия обвинения и того факта, что Каплан была почти совсем слепая, что у нее, по всем свидетельским показаниям, в одной руке была сумочка, в другой зонтик, что пистолета, из которого она якобы стреляла, не нашли, а Ленин, судя по всему, видел стрелявшего мужчину, потому что, судя по воспоминаниям, первые его слова после выстрела были: "Поймали ли его?" (а не ее), а Каплан была одета в фетровую шляпку и, кажется, в белое платье, . Все эти несоответствия, видимо, говорят о том, что Каплан тут была ни при чем. То есть поведение Свердлова было крайне подозрительно. Ленин считал, что его убивают. По воспоминаниям Бонч-Бруевича, Ленин крайне недоверчиво относился к врачам, которые его лечили. Он устраивал им перекрестные допросы, как Свердлов пишет, "шутя", но, конечно же, не шутя. Ленин всерьез устраивал им эти допросы. Ленин понимал, что его лишают власти, что его убивают"(13).
С 1991 года публикации о покушении на Ленина стали довольно частым явлением(14), причем в дискуссию был вовлечен даже такой консервативный советский исследователь эсеровской партии как К. В. Гусев:
"Некоторые историки и публицисты, -- писал он, -- скрупулезно изучая расхождения и неточности, [...] усматривая чрезмерную (подразумевая умышленную) поспешность в расследовании дела в ВЧК и расстреле Каплан, ставят под сомнение роль этой последней в террористическом акте. Можно согласиться с тем, что история покушения нуждается в дальнейшем изучении, что есть не совсем ясные детали [...]. Допустим, что и заявление Каплан, и показания свидетелей не соответствуют действительности. Но тогда сразу возникает вопрос: если не Каплан, то кто? [...] Был ли вообще заговор, и если не эсеры, то кто организовал покушение, кому это было нужно?"(15)
Может быть, вслед за Гусевым, нам следует искать ответ на абсолютно правильный вопрос: кому это было нужно? Вопрос этот пришел в голову не одному Гусеву. Дважды генеральная прокуратура Российской Федерации поднимала вопрос о новом расследовании обстоятельств покушения на Ленина, совершенного 30 августа 1918 г. 19 июня 1992 г. Генеральная прокуратура РФ по заявлению писателя из Ульяновска А. Авдонина начавшая проверку обоснованности привлечения к уголовной ответственности, приговора и расстрела 3 сентября 1918 года по внесудебному постановлению Президиума ВЧК Фанни Каплан, приняла "Постановление о возбуждении производства по вновь открывшимся обстоятельствам":
"Прокурор отдела по реабилитации жертв политических репрессий Генеральной прокуратуры Российской Федерации старший советник юстиции Ю. И. Седов, рассмотрев материалы уголовного дела No Н-200 по обвинению Ф. Е. Каплан, установил:
По настоящему делу за покушение на террористический акт в отношении Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ульянова (Ленина) привлечена к ответственности и в последующем расстреляна Ф. Е. Каплан (Ройдман).
Из материалов дела усматривается, что следствие проведено поверхностно. Не были проведены судебно-медицинская и баллистическая экспертизы; не допрошены свидетели и потерпевшие; не произведены другие следственные действия, необходимые для полного, всестороннего и объективного расследования обстоятельств совершенного преступления.