Возлюбивший зло
Шрифт:
Лила двинулась прямо на него, принимаясь снимать с Пэрри тунику.
— Джоли! — вскричал он.
— Ее больше нет, милый. Теперь твоя любовница — я. Но мне бы хотелось, чтобы, предаваясь со мной похоти, ты думал о ней. Тогда ты по достоинству оценишь всю иронию ситуации. Ведь она начала твое разложение, а я его завершаю.
— Убирайся прочь! — заорал Пэрри, отталкивая дьяволицу.
Однако это нисколько не помогло. Его правая рука с крестом вообще не могла коснуться тела Лилы, свободно проникая через него, в
Раздев Пэрри, дьяволица вплотную приникла к нему, затрепетала, ее бедра медленно раскачивались.
— Умоляю тебя… — задыхаясь, произнес Пэрри, отнимая наконец руку от ее груди.
Дьяволица отпрянула:
— Я буду выполнять все твои желания, если ты, как сейчас, попросишь меня об этом, Пэрри. Но, по-моему, теперь тебе лучше не останавливаться…
— Я монах!
— Ты мужчина. — Она недвусмысленно взглянула на его тело. — Ты ведь видишь, что твоя плоть желает меня.
Пэрри схватился за тунику, чтобы прикрыться.
— Проклятый суккуб!
— И всего-то, Пэрри?! Нет, я гораздо хуже. Но если тебе действительно не хочется спешить с этим — я подожду. Разумеется, сама я вожделения не испытываю. Я лишь выполняю приказ своего Господина Люцифера совратить тебя
— в том числе и этим способом. А с чего предпочел бы начать ты?
— Ни с чего! Я вообще не хочу, чтобы меня совращали!
— Лжешь, Пэрри. Что ж, это даже к лучшему — не придется учиться заново.
— Схватив его за запястье, дьяволица снова прижала его левую руку к своей груди.
— Я не лгу!
Она улыбнулась:
— Мне вовсе незачем доказывать свою правоту, однако это забавляет меня. Подними-ка свою рясу, встань напротив меня и потом скажи, что не хочешь меня попробовать.
Понимая, что не сможет выдержать такой проверки, Пэрри ничего не ответил.
— Видишь ли, мое тело специально создано для того, чтобы вызывать в смертном самые низменные желания, — продолжала дьяволица. — Ты ведь отлично знаешь, что получается, когда пробуждается вовсе не душа, а другая часть тела…
— Будь ты проклята!
— Спасибо.
— Убирайся! — сказал он, закрывая глаза.
— Зачем? Ведь ты совсем этого не хочешь. — Она потерлась губами о его губы.
— Прошу тебя, дьяволица, оставь меня!
— Ладно, Пэрри. Я вернусь, когда ты ляжешь спать. По-моему, тебе нужно остаться одному, чтобы привыкнуть к своему новому положению.
Пэрри так и остался стоять, зажмурившись. Дьяволица больше ничего не сказала. Открыв наконец глаза, он убедился в том, что ее нет.
— Джоли?
Однако Джоли не появилась, и Пэрри понял почему. Джоли знала о том, что отказывался признать он — дьяволица пробудила в нем страсть, от которой ему уже не избавиться.
Неужели не удастся покинуть Орден? Дойдя до двери, Пэрри остановился, не в силах двинуться к Аббату.
Тогда он упал на колени и стал молиться:
— Бог мой, даруй мне освобождение от тяжких оков!
— Теперь это было бы совсем уж глупо.
Вздрогнув от неожиданности, Пэрри поднял глаза и увидел в воздухе какое-то черное облачко. Приглядевшись, он заметил выступающие из него рога.
— Нет!
Облако рассмеялось и исчезло.
Его молитве внял совсем не тот Бог. Все изменилось: вместо Господа он уже служил Люциферу…
Но как могла обрушиться на него такая беда? Ведь он столько трудился во славу Божью! Как могла случайная вспышка страсти к своей жене разрушить всю его жизнь?
Впрочем, Пэрри знал ответ. Ведь он был монахом, давшим обет безбрачия. Джоли толкнула его на грех — но, будь его вера истинной, он непременно бы устоял и не поддался искушению. Другим доказательством несостоятельности его веры явилось то, что Пэрри не смог оставить свою высокую должность в Доминиканском Ордене. Под маской святости он уступил мирским страстям…
И все же Пэрри считал себя не порочным, а лишь оступившимся. Хотя он и оказался далек до совершенства, он мог бы сделать еще много хорошего — подобно гниющему дереву, которое по-прежнему давало тень и плоды. Вероятно, если бы он продолжал творить добро, то со временем снова смог бы примкнуть к Господу…
Почувствовав облегчение, Пэрри взялся за привычное занятие, которое было полезным, пусть даже исполнялось дурным человеком.
Однако едва только он лег спать, в его постели, как всегда горячая и благоухающая, оказалась дьяволица.
— Надеюсь, теперь ты порадуешь меня, любимый? — спросила она.
— Нет!
— Твое тело говорит о другом.
— Мое тело лжет!
— Нет, лжет не тело, а твой ум.
— Во имя Господа Бога, изыди, искусительница!
— Твои слова бессильны, когда за ними не стоит вера.
Вероятно, это было правдой, поскольку Пэрри по-прежнему чувствовал рядом тепло дьяволицы.
— Как мне заставить тебя уйти?
— Ты ведь уже спрашивал, Пэрри, и прекрасно знаешь ответ.
— Но ты всегда возвращаешься!
— Таково зло!
— Умоляю…
Лила прикрыла его рот рукой:
— Давай-ка покончим с этим, Пэрри Перестань юлить — лучше честно признай свое поражение и смирись с ним. Я так настойчиво возвращаюсь только потому, что ты сам этого хочешь.
— Это…
— Правда. — Обняв, она жарко поцеловала его.
— Нет! — воскликнул Пэрри, отводя лицо.
— Быть может, мне следует быть смелее?
— Я… — начал он и замолчал.
— Этот прием отлично проходит с нерешительными девицами, которые стесняются пробуждения своих низменных чувств. Они предпочитают оказаться в роли беззащитных овечек, которых берут силой — однако это чистая выдумка. В Царстве Лжи мы привыкли и к не таким вымыслам. — Дьяволица принялась ласкаться.