Возлюбленная белого хищника
Шрифт:
Ничего страшного в конверте не обнаружилось. Ни ядовитого парашка, ни крошечной бомбы, вложенной внутрь, — только лист офисной бумаги с текстом.
Послание было анонимным, отпечатанным на компьютере, а не написанным от руки, но Бриф сразу узнал отправителя: у этого человека постоянно задваивалась буква «а», видимо, западала кнопка на клавиатуре.
— Итак, братец, — задумчиво протянул Бриф и побарабанил
В этот момент с прогулки вернулись Мэрит с дочкой, и Бриф забыл о письме на целую неделю, а вспомнил, поругавшись с отцом, который ни в какую не желал видеть его своим преемником.
— Старый хрыч, — рука привычно потянулась к дверце домашнего бара, почти коснулась бутылки, но в последнюю секунду сжалась в кулак.
Нет! Он больше не будет пить. Он обещал Мэрит. У них ребенок.
Но в груди жгло от обиды, в ушах звенели последние брошенные отцом слова, ударившие пощечиной, и хотелось забыться. Хотелось избавиться от внутренней боли. Получить облегчение.
Тогда-то письмо с загадочным адресом снова попалось ему на глаза. Оно лежало в урне с ненужными бумагами. Видимо, упало туда случайно.
С глубоким вздохом Бриф достал конверт из мусорки, пробежался взглядом по печатным строчкам и мысленно оценил расстояние, которое придется преодолеть. По всему выходило, что надо бронировать билет на самолет, но в остром приступе упрямства Бриф потянулся за ключом от машины: сутки в дороге хорошо прочистят голову.
Освещенная фарами трасса серой лентой убегала вперед. Бриф ехал и каждый час спрашивал у воздуха, куда братец его отправил, кто встретит его по указанному адресу. И чем чаще он задавался этим вопросом, тем сильнее распалялось его любопытство.
Ночь в придорожном мотеле. Завтрак в закусочной рядом с заправкой. Запах пота от собственной одежды и ужасное желание выпить, с которым Бриф боролся из последних сил. Он выдержит. Справится. Мэрит больше не будет плакать. Вместо банки пива он купил бутылку воды и пачку «Дирол», которая заменила ему сегодня зубную пасту.
— Дорогая, я вернусь послезавтра. Да, дела. Не волнуйся, — отчитывался Бриф по телефону, заводя машину.
Свою жену он полюбил не сразу, а когда она, словно пледом, окутала его заботой и нежностью. Это ее искреннее беспокойство за него было как бальзам на душу. Слишком непривычно. До щемящего дергающего чувства под ребрами.
Девять часов спустя навигатор привел его, хмурого и небритого, к небольшому коттеджу с аккуратной подстриженной лужайкой. Клумбы, символический заборчик, перешагнуть который ничего не стоило, дорожка из серого камня, тянувшаяся к крыльцу. Спрятав глаза за стеклами солнечных очков, Бриф направился по ней к дому. Рядом, по зеленому газону, скользила тень, приклеенная к его ногам.
На входной двери была табличка с фамилией, и он прочел ее, прежде чем позвонить.
«Ларссон».
«Ларссон, Ларссон, Ларссон…» — завертелось в голове, наталкивая на какую-то мысль.
На какую?
Бриф надул пузырь из жвачки, давно потерявшей вкус, и лопнул его. В следующую секунду на пороге возникла девица лет двадцати с белыми волосами до плеч.
— Вы к кому? — спросила она, косясь на незваного гостя с подозрением и наполовину прячась за дверью.
К кому? Интересный вопрос!
Не зная, что ответить, Бриф глупо ухмыльнулся, и вдруг его как обухом по голове ударило.
Ларссон! Это же девичья фамилия его матери!
А звали ее…
— К Эрике, — шепнул он дрогнувшим голосом.
— К бабуле? — с сомнением переспросила блондинка.
Бриф кивнул, чувствуя, как слезы вытекают из-под солнечных очков, которые он не удосужился снять.
— Ну… ладно, — девица все еще была полна подозрений, но таки впустила его внутрь. — Просто к бабуле не часто приходят гости.
Узкий коридор. Скрип старых половиц под ногами. Дрожь в руках.
Девица привела его в крытую веранду, заставленную цветами в горшках. Среди этих горшков в кресле-качалке сидела женщина, до пояса укрытая пледом, вся морщинистая и седая. Ей, наверное, было лет девяносто, не меньше.
Старушка повернула голову на звук шагов, и на Брифа воззрились водянистые голубые глаза. Он снял солнечные очки, больше не в силах сдерживать рыдания.
— Вот и ты, — сказала женщина, словно знала, что он придет, словно все эти годы его ждала.
Она протянула к нему сухенькие худые ручки, и Бриф упал перед ней на колени, спрятав заплаканное лицо в мягкой ткани пледа, лежащего у нее на ногах.