Возлюбленная мертвеца
Шрифт:
С этого момента я стал осторожнее, я не снимал с головы капюшон, а с рук перчатки. Я весь вечер мысленно возвращался к воспоминаниям о прикосновениях к ней. И в мою голову стали приходить такие мысли, о которых я раньше даже и не задумывался. Мне было не подвластно доставить удовольствия нам обоим, но я мог сделать приятное Никсаэлле.
Но сначала надо было её накормить. Я убил первое попавшееся животное, что было в пределах моей видимости. Это был заяц. Мне некогда было размышлять. Я просто оглушил несчастного зверя воздушным ударом, а затем перерезал ему глотку кинжалом.
Увидев окровавленное животное в моих руках,
Вчера вечером я впервые в своей жизни готовил, если то, что я освежевал зайца и бросил его куски в воду на огонь, можно было назвать готовкой. Но темнее менее, я гордился собой, ведь я делал это впервые, и я старался для моей Никсаэллы.
Затем я решил сделать ей приятное, и нашел в одном из домов широкую деревянную лохань. Я подумал, что теплая вода поможет снять усталость её измученного тела, ведь наверняка все её мышцы ныли и сильно болели. Провести столько часов в седле не каждому под силу, а тем более молодой девушке.
Установив деревянную ванну возле очага, я сел и приготовился наслаждаться увиденным. Никсаэлла наивно полагала, что я уйду, деликатно оставив её одну наслаждаться теплой ванной. Как бы ни так!
Она стояла и ждала, пока я выйду, а я ждал, когда она уже смирится с моим присутствием. Время шло, а она не раздевалась. А мне уже не терпелось увидеть её тело обнаженным.
— Ну, и чего ты ждешь? — требовательно спросил я её, ухмыляясь.
— Жду, когда останусь одна, — передразнила она мою интонацию.
— Не дождешься, — просто ответил я, — Хотя я могу и сам тебя раздеть и вымыть. Мне всегда хорошо удавалось заклятье паралича.
Она покраснела, потом еще немного помялась, а затем начала медленно раздеваться. Это было такой сладкой пыткой, видеть, как Никсаэлла медленно снимает передо мной одну деталь своего гардероба за другой. Если бы я мог, то затаил бы дыхание. Я сидел, не шевелясь, боясь спугнуть это прекрасное магическое действо. И вот, когда её тело предстало передо мной полностью обнаженным, и она подняла на меня свой растерянный смущенный взгляд, меня словно парализовало. Я почувствовал, как дерево столешницы треснуло под моей рукой и расщепилось. Как она была прекрасна! Я бы все отдал за одну лишь возможность обладать ею.
Я должен коснуться её! Эта мысль постоянно крутилась у меня в голове, превращаясь в навязчивую идею. Я с нетерпением ждал, когда же она закончит омывать свое тело и волосы, я изнывал от желания ощутить её плоть в своих руках, и это становилось болезненно невыносимым.
Никсаэлла
— Иди ко мне, — протянул я к девушке свои руки, поднял и перенес на кровать.
Я положил её на темный мех, и сам залюбовался этим завораживающим зрелищем. Её темные влажные волосы разметались, она лежала передо мной смущенная и трепещущая. И было что-то такое в её взгляде, что совершенно сносило мне крышу. Я видел страх, и трепет, и смущение, а еще там было возбуждение и желание.
Моя девочка ждала и боялась моих прикосновений одновременно. Я старался сдерживать себя, как только мог. Но терпение было на пределе. Я протянул к ней руку и коснулся плеча девушки аккуратно и нежно. Я все думал, вот сейчас она меня оттолкнет, вот сейчас вновь убежит от меня. Но этого не произошло. И я не поверил сам себе, когда осознал, что ей нравились мои прикосновения. Приободренный её реакцией, я продолжал, затаив дыхание, ласкать её тело. Мммм, какая она нежная, а какая отзывчивая. Она кусала свои губы, пытаясь сдерживаться и не стонать, не показывать мне, что ей всё это нравилось.
— Не сдерживайся, не надо, — говорил я ей.
Я что-то ещё ей говорил, но уже не осознавал и не помнил что. Я видел, что она совершенно не понимала, что с ней происходило, этот её растерянный удивленный взгляд, это застывший вопрос и неудовлетворенность во взгляде.
И меня осенило, её раньше никто не касался, она была невинна. Девушка не понимала откликов и желаний своего тела, её пугала и томила эта непонятная ей истома. Она хотела большего, но как я мог дать ей это?
— Я хочу, чтобы ты поласкала себя, — проговорил я ей, отсаживаясь от неё на стул. Я не мог принести ей удовлетворение. Хотя конечно, наверное бы мог, но не стал этого делать. Не думаю, что ей понравилось бы ощутить внутри себя мои холодные костлявые пальцы, а касаться её лона в перчатках, это настоящее кощунство.
Я говорил ей, что и как нужно сделать, и на моё удивление она повиновалась мне. Но она была настолько неопытна, а у меня иссякало терпение, контроль летел к демонам. И вот, когда она была так близка к оргазму, но у неё никак не получалось достичь кульминации, я помог ей. Я взял её руку в свою и ввел в неё пальцы. И это сработало. Она закричала и кончила с моим именем на губах.
О, да! Если бы я мог, я бы тоже кончил, от одного только вида её содрогающегося в оргазме тела.
Моя Никсаэлла уснула, а я как влюбленный дурак смотрел на неё всю ночь, и не мог оторваться. Её чистые волосы уже почти высохли. Теперь они лежали красивыми блестящими завитками вокруг её головы, словно темное грозовое облако.
Как же мне хотелось в этот момент поцеловать её, заняться с ней любовью, сделать её своей. Но я не мог. Ко мне вновь вернулась ненависть к самому себе.
Уже близился рассвет, а я все сидел возле её кровати, так и не осмелившись больше к ней прикоснуться. Она лежала такая маленькая и юная на этом темном меху шкур. Её бледная кожа казалась мне ещё белее на фоне всей этой темной обстановки. Какая она была худенькая и хрупкая, руки казались настолько тонкими, почти прозрачными, косточки ключиц сильно выступали, её ребра почти просвечивали через бледную матовую кожу. Да, она сильно похудела, я видел её обнаженной несколько недель назад, но не такой худой. Её надо хорошенько накормить, иначе она может умереть от истощения.