Возлюбленная телохранителя
Шрифт:
Господи Иисусе на небесах. Благослови его сердце и благослови мою женскую часть. Аминь.
— Тебе нечего бояться, — говорит он, подходя к кровати.
Я сажусь, подтягивая ноги под себя, и смотрю на него.
— В этом-то и проблема. Я не боюсь, хотя знаю, что должна.
— Почему? — Кейд проводит пальцами по моим волосам, укладывая пряди на плечо, а затем поглаживает грудь. — Чего бояться?
— Боли, — быстро отвечаю. Я уже сбилась со счета, сколько раз испытавала ее. Мысленно встряхиваю себя. С этой частью моей жизни покончено.
— Боль —
— Я тебе не верю.
— Тогда мне придется продемонстрировать. — Кейд берет подол моей ночной рубашки и начинает поднимать ее, но я накрываю его руки и крепко сжимаю их, останавливая.
— Разве я не могу оставить это на себе? — спрашиваю я. Хотя пытаюсь скрыть это, отчаяние слышится в моем тоне, выдавая беспокойство. — Рубашку не обязательно снимать для того, что мы собираемся делать.
— Да, это так, — говорит он.
Я энергично качаю головой, и Кейд вздыхает, его обеспокоенный взгляд ищет мой.
— Что тебя беспокоит? — спрашивает он.
Прикусив внутреннюю сторону щеки, решаю, как много ему сказать.
— У меня есть шрамы.
— У всех есть, — парирует он.
— Не такие, как у меня. Я просто не хочу, чтобы они… чтобы ты смотрел на меня по-другому. — Опустив взгляд, убираю свои руки от его, чтобы положить их на колени. Мне так стыдно, что я больше не могу смотреть на него.
— Элеонора, посмотри на меня. — Когда я не подчиняюсь, Кейд убирает руки с моего платья, чтобы положить их на мое лицо, и поднимает его вверх. — Красота твоего тела — ничто по сравнению с твоей душой.
— Но внутри меня так много тьмы, — шепчу я.
Звук моего признания скребет по ушам и заставляет мой желудок сжиматься. Теперь Кейд узнает, что я испорчена внутри и снаружи, и больше не захочет меня. То добро, которое я чувствую в нем, наверняка закончится.
Его глаза вспыхивают эмоциями, удивляя меня. Дравианцы не умеют выражать свои чувства. На самом деле, в их культуре это считается табу, но Кейд показывает мне свою подлинность снова и снова, небольшими порциями. И прямо сейчас он определенно расстроен из-за меня.
— У тебя в душе яд, — говорит он, прижимаясь губами к моему виску и шевеля волосы у меня на лбу своим дыханием. — Поэтому ты страдаешь, но это не то, кто ты есть, — Кейд целует мягкое место прямо за моим ухом, посылая мурашки по спине. — Позволь мне помочь тебе, и тогда, возможно, ты поймешь, что я делаю, когда смотрю на тебя.
Кейд отстраняется и смотрит на меня сверху вниз, явно ожидая моего разрешения. Во мне зарождается нерешительность, и я думаю о том, чтобы оттолкнуть его, чтобы защитить себя от чувства уязвимости, которое угрожает задушить меня. Однако есть и другие чувства, которые говорят мне войти в свет Кейда, который ясно вижу в его прекрасной душе. Даже если он не идеален, он — то, что есть хорошего и доброго в этом мире.
В моем мире.
Хватаясь за подол платья, стягиваю его через голову, не отрывая взгляда от его глаз. А потом поворачиваюсь, сжимая материал в руках так крепко, что костяшки
Кейд проводит по одному из них, мозоли на его пальцах заставляют меня вздрогнуть, но не от боли. Это от ужаса, который должен быть написан на его лице. Затем он касается другого. И еще. Он ничего не говорит, но после того, как ощупывает каждый, заменяет пальцы губами.
И продолжает целовать каждый из моих шрамов.
Зажмуриваюсь, стараясь не дать слезам пролиться. С каждым прикосновением своих губ Кейд предлагает мне принятие и исцеление. Оно проникает в мое сердце, заставляя почти болезненно биться в груди. Никогда еще я не чувствовала столько сострадания и нежности от кого-то.
Отбрасываю халат в сторону и поворачиваюсь к нему лицом, все еще стоя на коленях. Перед тем, как прильнуть к его губам, я ловлю в его взгляде обожание и тогда понимаю, что проиграла. Каковы бы ни были последствия моих действий, я хочу его.
Своим телом, а теперь и частичкой своего сердца.
— Прошу тебя, прикоснись ко мне, Кейд, — приглашаю между поцелуями. — Возьми мое тело и исцели израненную, жалкую душу.
В ответ он обхватывает меня за талию и укладывает на кровать, нависая сверху. Соприкосновение кожи к коже возбуждает, и я обхватываю шею Кейда руками, притягивая ближе к себе. Он погружает свой язык в мой рот, и на этот раз я отвечаю, дразня и поглаживая, пытаясь довести его до исступления, пока моя страсть разгорается от искры до мощного пожара. Мое тело горит от удовольствия, начиная с губ и заканчивая лоном. Член пульсирует между моих бедер, и я поднимаю их, пытаясь передать то, чего инстинктивно хочет мое тело.
Кейд хватает меня за бедро, не позволяя даже шелохнуться, но меня сводит с ума то, что я прижата к нему. Я могу только стонать в его губы, наполовину от удовольствия, наполовину от разочарования. Но потом он накрывает ладонью мое лоно, и все мое недовольство исчезают. Кейд проводит пальцем по внешним половым губкам, и в этот момент я понимаю, что никогда в жизни не была так возбуждена. Грубость его пальца вызывает еще больший отклик, когда Кейд вводит его в меня. Я сжимаюсь вокруг пальца и в награду слышу низкое рычание в ухо.
— Твоя мокрая, такая узкая — это станет концом моего самоконтроля, — замечает он, вводя в меня еще один палец и заставляя задыхаться от экстаза. — Вот так, Элеонора. Откройся для меня, прими.
Он вводит пальцы внутрь, медленно наращивая скорость, поглаживает набухший клитор, подталкивая меня к оргазму.
— Сейчас ты прекраснее, чем когда-либо ранее, — хрипит он. Кейд ласкает большим пальцем клитор, одновременно трахая меня пальцами, и с моих губ срывается хныканье. — Громче, — требует он. — Я хочу слышать тебя.