Возлюбленная
Шрифт:
Флавия снова улыбнулась. Чарли было трудно воспринимать слова американки всерьез, потому что она всегда относилась к идее перевоплощения с сомнением, несмотря на энтузиазм Лауры. Лицо этой женщины-гипнотизера с густым гримом напомнило ей о приморской предсказательнице судеб. Но Чарли не оставляло ощущение, что ее просто дурачат.
6
– Вот это подойдет.
Чарли развернула прямоугольный кусок шелковой материи, демонстрируя весь рисунок, а потом обернула его вокруг плеч женщины. Держа этот кусок за уголки, как грязный мешок, та
– Корнелия Джеймс? – Женщина посмотрела на уголок бумаги, ища там подпись.
– Разумеется, мадам, – ответила Чарли.
– По-моему, цвет очень идет мне, вы-то как считаете?
– Исключительно. А с шарфом эффект двойной. – Чарли сняла шарф жестом фокусника. – Без него это обычное дневное платье. – Она снова обернула женщину шарфом, прилаживая его поэффектнее. – А с ним вы одеты изысканно. Превосходно для вечера с коктейлями или для театра. А в жару вам будет в нем прохладно.
– Вы считаете, что голубой в самом деле мой цвет?
Чарли сделала около нее ритуальный круг, словно индеец вокруг тотемного шеста.
– Он определенно вам идет. Вашему мужу понравится.
– Моему приятелю, – уточнила женщина.
– Ему тоже.
Расплатившись карточкой платинового цвета, такого же, как ее волосы, женщина выпорхнула на Уолтон-стрит, в мелкий дождичек. На ее дергающихся, как на веревочках, бедрах красовалась эмблема магазинчика Лауры, которая терлась о крокодиловую чешую сумочки от фирмы «Шанель». Лаура закрыла за ней дверь и по привычке отбросила с лица воображаемые волосы: все еще не привыкла к короткой прическе. Она была по-своему привлекательна, стройная, с мальчишескими чертами лица, и остриженные каштановые волосы еще более усиливали ее сходство с представителями сильного пола, дополняли ее образ. За ее спиной, на сквозняке, раскачивался стеллаж с холщовыми куртками. Выставленные в магазине летние модели выглядели яркими, но не внушающими энтузиазма на фоне неутихающего июньского дождя.
Чарли обрезала полоску с края карточки «Америкэн экспресс».
– Леди Антони Хьюэр-Уолш, дорогая моя, ни больше ни меньше, – сказала она. – Ну и коровища.
– Она хороший клиент, – почти холодно ответила Лаура.
Чарли заметила, что в последнее время чувство юмора практически оставило Лауру. Обычно она обращалась с покупателями, которые ей не нравились, куда грубее, чем Чарли, что было вполне понятно, ведь ей приходилось выносить их шесть дней в неделю, тогда как Чарли просто нравилось помогать подруге в магазинчике, это было для нее развлечением, чем-то вроде хобби.
Из шума на улице выделился гудок. Кто-то под красным зонтиком заглянул внутрь магазинчика через окно и поспешил дальше. Из радиоприемника лился страстный голос Эллы Фицджеральд, не гармонирующий с сегодняшним тусклым днем, по мнению Чарли.
– Твое возвращение в прошлое, Чарли, не было сном. Никоим образом. Это определенно была твоя неизвестная прошлая жизнь.
– Все было чертовски волнующе, вот что я тебе скажу. Хотя это всего лишь нечто эротическое. – Чарли открыла учетную книгу продаж и одним движением пролистнула ее на несколько страниц назад. – Э, да у тебя неплохая парочка недель. Возможно,
– Флавия Монтессоре – знаменитость, и, по слухам, она возвращала в прошлое Нэнси Рейган. Вообще она одна из ведущих гипнотизеров в мире и специалист по возвращению в прошлое.
– А как ты отличаешь прошлую жизнь ото сна? – Уличное движение уползло от их окон. Прошла смотрительница тюрьмы с сумкой. – Почему бы не сказать, что в одной из жизней ты была крестоносцем? Может, это история, которую ты читала в детстве, а потом забыла?
– Да потому, что это слишком реально. Некоторые детали я никак не могла извлечь из школьного учебника. – Лаура принялась выравнивать стопку одежды, перемерянную леди Антони Хьюэр-Уолш. – Я знаю людей, которые под гипнозом говорят на языках, которых никогда не изучали.
– И трахаются с людьми, которых никогда не знали?
Лаура повесила на сосновую вешалку очередную юбку.
– Я никогда прежде не подвергалась ретрогипнозу.
Она накинула на крючок еще какую-то одежду.
– Я вообще не была в прошлом, – сказала Чарли.
– Ты же говорила, что была в старом автомобиле.
– Не таком уж и старом, в послевоенном.
Лаура помолчала.
– Витрина не годится. Думаю, нам следует поменять ее. – Она повесила юбку на стеллаж. – Ты ведь не много знаешь о своем прошлом, не так ли? Тебе ничего не известно о настоящих родителях, об их предках, да?
– Моя настоящая мать умерла при родах, – сказала Чарли, вспоминая, что эта мысль всегда ее беспокоила.
– А как умер твой настоящий отец?
– Он умер от разбитого сердца.
– Что-что?
– Так мне всегда говорила моя приемная мать, – защищаясь, сказала Чарли.
– Разве мужчины умирают от разбитого сердца?
– Умирают. – В детстве такое объяснение выглядело вполне убедительно, однако насмешка на лице Лауры заставила ее вдруг засомневаться, и ей захотелось изменить тему разговора. – А знаешь, что я думаю о штучках с возвращением в прошлое? Это какой-то пошлый сон – только и всего. Мы с Томом и спали-то всего один раз за последние пару месяцев, после того как вернулись с первого осмотра дома. Подобные вещи ведь происходят во сне?
– А чего надеется достичь специалист по иглоукалыванию, налагая на тебя обет безбрачия?
– Она пытается отрегулировать равновесие в теле, чтобы я стала более восприимчивой. Не смейся, Лаура. Ты же сама предложила мне иглоукалывание.
– У них порой бывают странные идеи. Хочешь немного кофе?
– Мне вообще его нельзя. Это тоже штучка иглоукалывателя.
– А чай?
– Тоже ни-ни. У тебя есть сок?
– Может, «Аква либра»?
– С удовольствием. А ты когда-нибудь слыхала о модельерше по имени Нэнси Делвин?
– Нэнси Делвин? Вроде что-то знакомое, а в чем дело?
– Она жила в Элмвуд-Милле?
– В Элмвуд-Милле? О, в этом доме, ну да! Что-нибудь новенькое о нем есть?
– На этой неделе мы должны кое-что предпринять, и если все будет нормально, то потом обменяемся на Элмвуд.
– Волнуешься?
– Да уж.
– По тебе и не скажешь.
– Нет, волнуюсь. Ведь это… большая перемена.
– А я люблю сельскую жизнь. Если бы не это мое заведение, я бы переехала в деревню.