Возлюбленный враг
Шрифт:
Ответить ему я попыталась максимально честно:
— Из вашего кабинета выскакивают заплаканные девушки, господин генерал. Естественно, я боюсь!
Вальтер рассмеялся, покачивая коротко стриженой, седеющей на висках головой:
— Уж не думаешь ли ты, что я обидел эту маленькую дурочку? Считаешь, домогался прислугу? Учти, я не имею привычки превращать собственный дом в бордель, их без того достаточно в городе. Берта плохо убралась в моем кабинете, оставила пыль, и я сделал выговор, чтобы впредь была внимательней, только и всего.
«Тебе
— Твои документы на моем столе, они ждут, - напомнил Вальтер, и я решилась спросить его еще кое о чем, точнее, о ком.
— Мне также нужен адрес Стефана Барановского, я хочу его навестить как-нибудь на днях.
— И зачем вам это потребовалось?
– вкрадчиво поинтересовался генерал, подходя на шаг ближе ко мне.
— Он же мой родственник…
— Полная чушь, вы с ним едва знакомы!
— Но откуда... с чего вы взяли?
– я едва не задохнулась от нахлынувшей паники.
— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, Ася. Забудь этого поляка, он тебе не нужен. Теперь я - твоя единственная надежда.
«О чем он говорит? Как забыть Барановского? А домой? Мне нужно домой, я не собираюсь тут с ними воевать!»
На мое счастье, со второй лестницы поднялся молодой ефрейтор - посыльный, он принес генералу пакет, и наш неловкий разговор прервался. Фон Гросс занялся донесением, а я воспользовавшись тем, что он отвернулся от меня, мигом скрылась в конце коридора.
Не хотела возвращаться в комнату, где теперь нет ключа, а на кровати лежат подарки немцев - одежда, кукла и еще красивенькая ночная рубашка, век бы ее не видеть.
Мне хотелось сбежать из особняка, чтобы больше не встречать никого из его обитателей. Из его взрослых обитателей, естественно. Франц сейчас, наверняка, спал, отдыхая после лечебных процедур. Зайду к нему позже, когда хоть немного успокоюсь. Поэтому я решила забраться на чердак, наше с Францем иллюзорное убежище от всех невзгод этого неуютного мира.
Но в корабельной каюте меня ожидал новый удар. На стуле у окна сидел Отто и ожесточенно сдирал алые паруса с игрушечного кораблика - весь пол возле черных солдатских сапог был усеян маленькими шелковыми лоскутками, словно мятыми лепестками роз.
— Что ты творишь? Отдай немедленно!
– заорала я.
Я сошла с ума, если попыталась силой вырвать кораблик Франца из рук этого варвара. Отто вскочил на ноги и, оттолкнув меня, бросил игрушку на пол, а потом наступил на него сапогом - раздался жалобный хруст. Несколько мгновений я тупо смотрела, как он топтал свое же творение, улыбаясь мне с мстительным торжеством, а потом от негодования и обиды совсем потеряла голову.
Я накинулась на него и замахала руками, пытаясь ударить:
— Сволочь... фашист проклятый, чтоб тебе в Сталинграде сдохнуть!
Уже заканчивая фразу, я вдруг осознала, что меня ожидает участь кораблика, Грау подобной выходки не простит. Так и вышло, он схватил меня за руки выше локтя и грубо встряхнул, а потом подтащил к стене и впечатал в нее, а сам навалился всем телом так, что я увидела перед самым носом его бешеные глаза.
Он злобно прошипел мне в лицо:
— Я не боюсь Сталинграда, ты - русская сука! Я не боюсь вашего Курска и Севастополя… в сорок пятом под жуткий вой сталинского органа меня разорвет снарядом на Зееловских высотах. Понятно?
А потом он меня отпустил. Просто отпустил и отошел к окну, оперся руками о подоконник и стал смотреть вниз, словно там было что-то и впрямь интересное.
— Откуда ты знаешь?
– только и могла я выдавить, растирая руки, онемевшие от усилий его пальцев.
— А ты? Ты тоже уже умирала? Когда?
– его голос звучал неожиданно глухо и отчужденно.
— Тьфу на тебя, дурак! Да я живее вас всех вместе взятых. Пока еще живее, конечно. И надеюсь остаться таковой еще долго, слышишь? Я из будущего, ясно тебе? Я родилась почти через пятьдесят лет после окончания войны, после нашей победы. И я все знаю!
Теперь он обернулся и посмотрел на меня не мигая.
— Этого не может быть… нет, бред полный.
— А то, что ты сказал сам - не бред? Ты у нас кто, в таком случае, - зомби? Восставший из ада? Да ты просто псих, у тебя едет крыша.
И тут до меня дошло, что я раскрыла Отто свой главный секрет и что теперь будет - одному Богу известно. Но почему он спокойно воспринял мое заявление, сразу же отпустил...
— Если бы ты знала, как я ненавижу вас - русских!
С ума сойти! Этот не понять кто - типо, "я уже умер" мне будет сейчас претензии выставлять! Я уперлась ладонями в бока, готовясь к масштабному наступлению.
— Бедный Отто, ты понятия не имеешь о том, что такое ненависть. Я тебе сейчас расскажу… Представь, у тебя семеро детей и беременная жена, а тебе говорят, что на твою страну напали враги и нужно покидать семью - идти защищать родину. С каким чувством ты отправишься на фронт, скажи-ка, Отто? Не-ет, сначала выслушаешь меня!
Глядя в его вытаращенные глаза я продолжила монолог:
— Мой прадед не вернулся из первого же боя, а из семи детей в тот голодный год выжило только трое… новорожденный малыш умер на руках у матери, которой приходилось работать чуть ли не сутками в поле и на лесозаготовках, чтобы получить еду для всех остальных детей.
А когда советские солдаты входили в разоренную деревню и видели, как из щелей обгоревшего сарая торчат черные детские ручки… С какими чувствами наши солдаты пойдут дальше? И ты, нацист проклятый, будешь говорить мне о ненависти!
Миллионы изуродованных и замученных в Бухенвальде, в Аушвице, в Равенсбрюке… ваши поля, дающие высокий урожай от стекающего на них человеческого жира из ближайшего крематория… Поучись-ка ненависти у нас, Отто! Я и сама могу преподать тебе пару уроков. Знаешь, сколько у нас по всей огромной стране мемориалов памяти, сколько на них выбито имен, сколько зажжено вечных огней над могилами неизвестных солдат…