Возлюбленный враг
Шрифт:
Отто.
Да, я ей все рассказал! Она меня вынудила, она меня довела, и я не сдержался. Когда она произнесла это жуткое слово «Сталинград», я словно обезумел, там ведь погибнет Ганс - мой лучший друг. Тот самый Ганс, которого я уже сейчас не могу видеть спокойно.
А потом вдруг стало легко. Я искренне удивился, насколько почувствовал себя свободным, когда просто рассказал все то, что со мной случилось другому человеку. Вот этой упрямой русской, даже если она ничего не поняла… Это ведь никто не может понять. Потому
Я ведь и половины правды не сказал про себя Вальтеру, ему следует думать, что я пророк, а не сумасшедший. Он бы все равно не поверил, а русская сразу вникла. Странно. А потом заявила, что она из будущего, из две тысячи семнадцатого года. Фантастика! Или бред.
Получается, я не уникален, да и моя мать умела как-то входить в разные времена, она называла это «поймать невидимые струи»… возможно, если бы она прожила со мной дольше, я бы тоже научился контролировать дар, был бы настоящий путешественник во времени. Мне кажется, кое-кто из писателей - фантастов мог, например, Жюль Верн или Герберт Уэллс. Иначе их тоже можно считать пророками.
Значит, могут и другие, самые обычные люди, хотя русская девица попала сюда без своего желания, ее просто затащило к нам. Чепуха! Но как она могла знать про Сталинград… И теперь я должен ей верить!
Вот сейчас сидит на полу и, похоже, плачет. Маленькая, жалкая. Волосенки растрепались, закрывают лицо… ревет, а сама тут же натянула на коленки платье. У нее красивые руки и ноги, что надо - она вся кажется такой милой, нежной - ее хочется трогать везде.
Я не понимаю, чего ждет Вальтер? Хочет приучить к себе, так они почти не видятся, он вечно занят, думает, она сама к нему прибежит в благодарность за кормежку и крышу над головой, но этого не случится. Она же русская и знает будущее.
Ася должна бы нас дичайше ненавидеть, и я ее почти понимаю. Она столько мне всего наговорила и даже по своему права. Но если с ней согласиться, тогда получается, что все было напрасно, было нашей чудовищной ошибкой, за которую придется платить кровью, смешанной с бетонным крошевом и землей.
Получается, все наши усилия пропали зря: огромные жертвы… все эти благие намерения, которые привели нас в адское пекло. Воистину мы создали ад своими собственными руками и его потом вернули нам обратно, словно футбольный мяч.
А ведь я когда-то неплохо играл. Я мог стать отличным тренером или успешным футболистом. И вместо любимого занятия должен был разбираться в оружии, анализировать военные сводки, щелкать каблуками на докладах.
И что же сейчас мне делать? Остановить запущенный маховик у меня не получится, да и Вальтер уже многое знает, он попробует повлиять, но многое ли это изменит, поможет ли нам… оправдает ли… Иногда я сам не знаю, чего хочу.
Остается просто наблюдать со стороны пока еще возможно - два или три года, а потом снова взойти на холмы у Одера, держа в руках автомат, снова пытаться кого-то убить, пуская очередь за очередью в темноту - только какой в этом смысл, если знаешь итог… О-о-о, лучше не думать!
А ненормальная русская… поднимается, наконец, смотрит затравленным зверьком, какие у нее красивые глаза. Собиралась меня убить, ну-ну, пусть попробует, я не против с ней побороться - только на мятых простынях. Она миленькая… даже когда орала мне в лицо, чтобы я сдох. Я ведь и так уже сдох однажды, так какая мне разница? Ха-ха! Такая глупая, смешная...
Я ее тряхнул, грубо прижал к стене и вдруг захотелось поцеловать, впиться в ее рот губами, укусить до крови, я хотел, чтобы ей сейчас было так же больно, как мне.
Я не помню уже, когда целовал кого-то, это же не будешь делать со шлюхами, а других женщин у меня нет. Странно… впервые за последние несколько лет захотелось поцеловать женщину прямо в губы, а она оказалось русской дикаркой. Еще одна насмешка судьбы? Нелепая забава Бога? Вся наша жизнь - только нелепая забава Бога. Я окончательно понял эту жуткую истину полгода назад.
А русская шмыгает носом и всхипывает… как же она меня сейчас раздражает!
— Хватит реветь. Слышишь? Придется с этим как-нибудь жить - я ведь живу.
И тут она заявляет, что ей жалко кораблик, а я чудовище, раз сломал детскую игрушку. Истеричка. Скоро начнется война, а она плачет о кораблике, с которого сорваны красные тряпки. Черт! Франц будет расстроен, придется сделать еще один.
А потом на чердак просовывается испуганная мордашка Берты, почему-то она мне всегда напоминает маленькую крыску с глазками бусинками, похожа на еврейку… Вальтер меня ищет, надо идти. Напоследок поворачиваюсь к чокнутой русской.
— Надеюсь, тебе ясно, что надо держать язык за зубами?
У нее хватает наглости отвечать:
— Не бойся, я про тебя никому не расскажу.
И это мне она говорит - НЕ БОЙСЯ! Я могу ее задушить одной рукой, это ей надо дрожать от ужаса. А я давно ничего не боюсь, я вообще разучился чувствовать страх, только ненависть, в моей душе одна лишь железная ненависть… ну, и отчаяние иногда.
Ася.
Когда он ушел, я задержала Берту и спросила у нее про ключ от моей комнаты, жаль, она ничего про него не знает, ох, этого я и боялась. Вернулась к себе, покидала все вещи в шкаф и не выдержала, вытащила из коробки куклу. Очень красивая, в полметра высотой, в нарядном платье и капоре, все в кружевных рюшах, в наше время стоила бы огромных денег, разве можно с такой куклой играть, ей место в стеклянном шкафчике на полке.
И вот я держу ее в руках и не знаю, что мне с ней делать. Отнести в комнату Франца? Пожалуй, глупо. Оставить у себя? В итоге куклу тоже прячу в шкафу и иду к Францу. Мы хорошо проводим время до вечера, играем в солдатиков, вспоминаем книжки про индейцев, и я всерьез думаю о том, где бы найти перьев и сделать ему традиционный головной убор вождя племени.
— Франц, у какого племени ты хотел бы быть вождем, а?
— Конечно, у могикан!
— Но ведь, их почти не осталось - всего-то отец Чингачгук и сын Ункас, если верить Фенимору Куперу.