Возлюбленный враг
Шрифт:
— Что? — Джинни резко обернулась к нему и увидела довольное выражение на его лице. — Правда? Тебя повысили в звании?
— Похоже, что так, — ответил он, пытаясь казаться безразличным. Однако в этом он потерпел полное фиаско. — Генерал Маршалл к вашим услугам, госпожа Кортни.
— Хотя я не особенно симпатизирую военным, — сказала Джинни, приподнимаясь на цыпочках, чтобы поцеловать его, — и еще меньше стороне, за которую ты воюешь, но все равно способна порадоваться за тебя.
Рука об руку они спустились вниз, где хозяйка и служанки встретили их реверансами, а хозяин — поклоном. Джинни вдруг поняла, что ее обручальное кольцо непременно заметят, и будет сделан
До дворца Уайтхолл было рукой подать, и они пошли пешком, на этот раз без эскорта, словно обычная прогуливающаяся пара.
— Надеюсь не сказать ничего такого, что могло бы обидеть твоего господина Кромвеля, — заметила Джинни, когда они входили во двор.
— Да уж, хотелось бы надеяться, — согласился Алекс и остановился, удерживая ее за руку. — У Кромвеля чрезвычайно взрывной характер, хотя обычно он сдерживает себя. Он также исключительно чуткий человек и может быть очень добрым. Но не потерпит неуважения к себе. Ты поступишь мудро, если отнесешься к нему с достаточной долей почтительности.
— Я оставляю почтительность для моего короля, но вежливой попытаюсь быть.
Алекса это совершенно не успокоило, поскольку он уже знал склонность Джинни к бесстрашным и обычно необдуманным выводам. Он не добивался этой встречи между своей любовницей-роялисткой и лейтенант-генералом, но приглашения Оливера Кромвеля были сродни приказу, и от них не отказывались.
Они прошли в большой зал, заполненный офицерами, которые, как и Алекс, были при полном параде, скромно одетыми гражданскими лицами и простыми солдатами, предусмотрительно расставленными у всех дверей и окон. Джинни обратила внимание, что женщины здесь тоже присутствовали, и не такого типа, как в казармах Саутуорка. Это были жены приближенных парламента. Большинство мужчин не имели опыта власти, пока не приняли нужную сторону в гражданской войне. Мало кто из них мог бы часто бывать при дворе короля Карла, и Джинни почувствовала, как ее охватывает негодование при виде красивых тканей и кружев на платьях их жен, шелковых туфель, дорогих украшений. Там, за пределами Лондона, верноподданные короля лишились своих земель, особняков, а зачастую и самого необходимого. Их нещадно преследовали, а когда настигали, то пытали, вздергивали на виселицы и оставляли там для ворон. А в это время вот эти людишки скупали за бесценок имения знати, с гордостью выставляли напоказ награбленные драгоценности и вели себя так, будто родились богатыми землевладельцами с безупречной родословной.
— Я не могу оставаться здесь, — внезапно сказала Джинни и повернулась к двери.
— Ты должна, — прошипел Алекс с отчаянием, увидев, как Кромвель подзывает его к себе. — Ради Бога, возьми себя в руки. Если ты вызовешь здесь чье-либо недовольство, я не могу ручаться за последствия.
— Тогда тебе лучше отпустить меня, — напряженным голосом сказала она. — Я не боюсь встречаться с врагами, а если ты сам боишься…
— Ты никуда не уйдешь! — проскрежетал он, удерживая ее за руку с отчаянной силой. — Ты предпочла следовать за армией, остаться со мной и должна делать то, что тебе не хочется. Ты опустишься в реверансе перед Кромвелем и прикусишь свой несдержанный язык.
Медленно и с трудом, сквозь туман гнева до нее стал доходить смысл его слов. Она в стане врагов, и только глупец стал бы намеренно рисковать в такой ситуации. Она может сохранить свое достоинство с помощью высокомерного молчания. Надменно вскинув голову, Джинни позволила Алексу подвести себя к группе офицеров, где Оливер Кромвель правил бал.
Ее первой мыслью было то, что этот чрезвычайно могущественный человек выглядел убого. Он был чуть выше нее, одет очень просто, в мундир плохого покроя с помятым поясом, и его одежда не была чистой. На узком вороте виднелось пятно крови, на шляпе не было ленты. Но она ощутила силу, исходящую от его плотной фигуры; рука покоилась на эфесе шпаги, словно никогда не покидала его, живое лицо светилось умом.
— Госпожа Вирджиния Кортни сэр, — сказал Алекс, и его пальцы еще сильнее сжали руку Джинни.
Джинни аккуратно присела в реверансе, ровно настолько, насколько она обычно склонялась перед сельским сквайром. И не опустила глаза. Это не ускользнуло от внимания Алекса, как и всех остальных, кто хотя бы немного разбирался в тонкостях придворного этишкета.
Оливер Кромвель нахмурился.
— Из слов генерала Маршалла я понял, что вы являетесь подопечной парламента, госпожа. Вы довольны этим положением? — Его голос был резким и неблагозвучным.
— Я бы предпочла оставаться дочерью своего отца, сэр, — ответила Джинни тоном, лишенным всякого выражения. Она не добавила: «или женой своего мужа», поскольку это было бы ложью, хотя и придало бы больший вес ее словам.
Кромвель задумчиво посмотрел на своего нового генерала, который устремил неподвижный взгляд куда-то вдаль.
— У парламента нет привычки бросать на произвол судьбы сирот этой войны, — сказал он, — даже когда эти жертвы — наши враги, госпожа Кортни. Генерал Маршалл поступил правильно и проявил сострадание.
— Уверена, что все так, как вы и говорите, — ответила она ровным голосом. — Едва ли я могу спорить.
— Что ты намерен делать с ней, Алекс? — Кромвель, оставив попытки убедить пленную в правильности позиции парламента, обратился к ее покровителю.
— Вы имеете в виду сейчас? Или в дальнейшем? — выговорил сквозь зубы Алекс, не скрывая своего раздражения вызывающим поведением Джинни.
Суровое выражение лица лейтенант-генерала слегка смягчилось.
— Оставляю детали вам, генерал. Уверен, что это дело вам по плечу… Так что вы говорили, господин Мэйдстоун? — коротко кивнув Джинни, он отвернулся и возобновил начатую ранее беседу со своим вестовым и членом парламента Джоном Мэйдстоуном.
— Я же предупреждала тебя, — возбужденно прошептала Джинни Алексу, на лице которого застыло ледяное выражение. — Мой отец погиб, воюя против этого человека; чего же ты ждал от меня?
— Я ожидал хотя бы простой вежливости, — перебил ее Алекс.
— Я и была вежлива, — упорно стояла на своем Джинни, — только сказала правду. Если Оливеру Кромвелю она не нравится, значит, он еще больший глупец.
— Ладно, к счастью, ничего страшного не произошло, — сказал он со вздохом. — Ты вообще-то ни в чем не виновата, но чувство самосохранения у тебя совсем не развито, моя дорогая Вирджиния. Если бы захотел, Кромвель мог бы поместить тебя в какую-нибудь преданную семью где-нибудь в глуши, и там бы ты и осталась.
— Не думаю, что ты сам веришь в это, — сказала Джинни, скрывая облегчение от того, что он перестал сердиться. — Не верю, что я вообще бы там осталась.
Алекс невольно хмыкнул.
— Да, мне тоже в это не верится, моя находчивая мятежница. Давай последуем за остальными к обеду.
Гости уже рассаживались за длинными столами в банкетном зале, слуги вносили блюда, когда Алекс и Джинни вошли туда; воздух в зале был пропитан тяжелым запахом духов и острой еды.
— Я не сяду на возвышении, — сказала Джинни, увидев, куда он ведет ее. — Это чересчур, Алекс. Не хочу, чтобы на меня таращились.